Джон Бэррон - КГБ. Работа советских секретных агентов

В ноябре в Мекке собравшаяся на конференцию Мусульманская Международная Лига открыто осудила убийство и заклеймила участие СССР в нем. Афганистанская пресса заявила, что Киктев нес ответственность за убийство, а в ливанских газетах появилось сообщение, что убийство произошло в результате "иностранного вмешательства". Киктев переждал бурю в тихой гавани Центра. 12 декабря 1972 года новый советский посол вручил свои верительные грамоты в Марокко. Это был Сергей Петрович Киктев.

Привыкнув всегда полагаться на такой тайный аппарат, каким является КГБ, и считая его основным орудием власти, советские правители совершенно не готовы теперь что-либо изменять. Они прилагают все усилия, чтобы выдать себя за благоразумных и рассудительных людей и одновременно не проявляют никакой склонности уменьшить роль КГБ во внутренней и внешней советской политике. И действительно, по всем доступным объективным данным, операции КГБ против советских граждан и иностранцев в начале этого десятилетия скорее участились, чем стали реже.

Вскоре после визита Леонида Брежнева в Соединенные Штаты в июне 1973 года идеолог партии Михаил Суслов подчеркнул, что детант ни в коей мере не возвещает ослабления "идеологической борьбы" против западных демократий. Наоборот, подчеркнул он, Советский Союз остается верен "бескомпромиссной, непримиримой борьбе против буржуазной идеологии". Последовавшие события очень скоро объяснили значение его слов.

21 июля 1973 года агенты ФБР арестовали за шпионскую деятельность секретаря советского посольства Виктора Чернышева, поймав его на встрече с сержантом ВВС Джеймсом Вудом. Согласно сведениям, полученным из официальных источников США, сержант располагал документами, содержащими сведения о действиях контрразведки США против агентов КГБ. В это же время КГБ и партия полным ненависти хором чернили двух из крупнейших интеллигентов в Советском Союзе, писателя Александра Солженицына и физика Андрея Сахарова. В начале сентября Солженицын сообщил, что КГБ на протяжении пяти дней допрашивал и запугивал одну женщину из Ленинграда, пока она не раскрыла местонахождение его рукописей. Он рассказал также, что после ее освобождения эта женщина вернулась домой и повесилась. Писатель заявил о постоянных угрозах физической расправы над ним и добавил, что в случае его внезапной смерти или исчезновения, миру следует знать: "Я был убит либо с одобрения, либо самим КГБ". На мрачной московской сцене темнота сгустилась еще больше в сентябре, когда советские власти выставили на публичное обозрение две другие жертвы КГБ: Петра Якира и Виктора Красина. Оба находились более года в заключении в тайной политической полиции, оба были совершенно сломлены и повели себя как дрессированные мыши. Их "преступления" заключались, в основном, в распространении не прошедших цензуры произведений. И вот теперь они спокойно признавались в "нелегальной деятельности" и "тайных встречах с иностранцами". Это была демонстрация, которой бы остались довольны Лаврентий Берия, его предшественники в тайной полиции и сам Сталин.

Отказываясь терпеть идеологические разногласия дома или за границей, советское руководство продолжает использовать КГБ против всех тех, кто противится ему. В годы, оставшиеся до окончания века, советским правителям может стать ясно, что КГБ является скорее причиной, чем лекарством от проблем, разрешение которых жизненно важно для продолжения существования этого строя. Опасность их продолжающейся чрезмерной зависимости от КГБ может оказаться гораздо больше опасности изобретения альтернативных средств для борьбы со своим народом и всем миром вообще.

В эру, когда технология и средства связи все больше стирают международные границы, ни Железный занавес, ни КГБ не могут совершенно изолировать советский народ от идей и стремлений к свободе, которыми полон весь остальной мир. Идеологическое брожение в Советском Союзе еще не превратилось в объединенную организованную оппозицию. Оно также не слишком заметно среди советских масс, которые никогда не испытывали свободы. Для руководства настоящие проявления политического неповиновения представляют собой беспокоящее, не поддающееся управлению давление — и, конечно же, не знаменуют собой грозящую революцию, могущую свергнуть существующий режим. Но несмотря на энергично обновленные репрессии, КГБ оказывается не в состоянии подавить все мольбы о какой-то доле реформы и свободы. Все множащиеся протесты ученых, художников, интеллигентов, этнических меньшинств и верующих людей по меньшей мере заставляют немного усомниться в том, можно ли навсегда втиснуть все советское население в смирительную рубашку КГБ. Если советские руководители не введут какие-нибудь изменения или реформы, давление народных масс в конечном итоге настолько усилится, что держать их в повиновении можно будет только, вернув массовый террор и убийства сталинских времен. Однако заново введенный террор будет угрожать всем членам правительственной верхушки, кроме этого, нет никакой уверенности, что советский народ смиренно позволит вовлечь себя в еще один, подобный сталинскому, ад.