Александр Амфитеатров: Женское нестроение

— Зачѣмъ вы даете себѣ столько труда? — спокойно остановила его молодая женщина. — Зовите меня, какъ всѣ: м-мъ Y…. этого довольно!

Князь N. - плодъ гражданскаго брака очень знатной особы съ гувернанткою. Отецъ, человѣкъ очень порядочный, узаконилъ его. Молодой человѣкъ, на высотѣ, заважничалъ, забылся, сталъ заносчивъ и дерзокъ. Однажды, ухаживая за не весьма уже молодою актрисою V., о которой весь Петербургъ знаетъ, что она давнымъ давно — гражданская жена художенка Ѵ., князекъ упорно, подчеркнуто, вызывающе зоветъ ее не мадамъ, но мадемуазель V., съ растроганнымъ лицомъ, благодарно беретъ его за обѣ руки.

— Милый! Вотъ когда я вѣрю, что вы, дѣйствительно, любите меня, какъ… свою родную мать!

— Мадемуазель?!

— Да, да. Вы не замѣчаете даже, какъ вы меня съ нею смѣшиваете….

Всѣ эти три случая — съ петербургской натуры.

Свобода брака опредѣляется двумя моментами его: заключеніемъ и прекращеніемъ — одинаково по волѣ брачущихся сторонъ. Начиная съ IX вѣка, повсемѣстно въ славянскихъ земляхъ восточная и западная церкви борются съ усвоенною обычаемъ свободою развода. Такъ называемый «отпускъ» женъ былъ распространенъ и въ удѣлахъ, и въ Московскомъ государетвѣ, къ нему не стѣснялись прибѣгать даже недовольиые своими супругами князья, вѣрные союзники и опорные столпы церкви: Симеонъ Ивановичъ Московскій, Всеволодъ Александровичъ Холмскій. Отпускъ жены не препятствовалъ вторичному браку ни жены, ни мужа, — только съ XVI вѣка священнослужителямъ запрещено благословлять вторые браки лицъ, произвольно разрушившихъ свой первый бракъ: «на тотъ бракъ не ходи, иже двоеженець, или (!) треженець, или мужъ жену пуститъ безъ вины. Если же съ виною пуститъ, то, значитъ, можно вѣнчать: дѣло сводилось къ взаимодовѣрію между попомъ и прихожаниномъ. Въ Польшѣ знаменитый Болеславъ отпустилъ послѣдовательно двухъ женъ, пока не нашелъ счастья въ третьей. Въ концѣ XVI вѣка Генрихъ Валуа, избранный въ короли польскіе, еще долженъ былъ присягать, что онъ не разведется съ женою иначе, какъ въ церковномъ порядкѣ. Отпуску женъ мужьями соотвѣтствовало такое же произвольное оставленіе женами мужей, слѣды котораго доходятъ въ русскихъ памятникахъ также до XVI вѣка. Въ восемнадцатомъ вѣкѣ съ отпускомъ супруговъ не церемонились ни знатные мужья, въ родѣ Ягужинскаго, либо Ганнибала (прадѣдъ Пушкина), ни знатныя жены, въ родѣ графини Бутурлиной или графини Апраксиной, устраивая безцерковные разводы или по собственному произволу или съ одобренія свѣтской власти.

Петръ поддержалъ разводъ Ягужинскаго, Елизавета, несмотря на свое ханжество, была также терпима къ разлученію супруговъ, Екатерина, по себѣ знавшая, что за радость жизнь съ противнымъ мужемъ, дала разводу фактическую свободу. Катонъ вѣка ея, кн. Щербатовъ насчитываетъ разошедшіяся пары въ Москвѣ и въ Петербургѣ цѣлыми сотнями. Манію развода высмѣивали Фонъ-Визинъ и молодой Крыловъ.

Что произволъ односторонняго развода искони былъ сильнѣе церковнаго закона, свидѣтельствуетъ ранній компромиссъ церковнаго происхожденія, которымъ разводу этому, въ качествѣ faute de mieux, придавалась, по крайней мѣрѣ, хоть внѣшняя каноническая окраска: постриженіе одного изъ супруговъ въ монашество, — дѣйствительное или фиктивное, ибо «клобукъ не гвоздемъ ко лбу прибитъ», острили русскіе люди. Этотъ способъ отдѣлываться мужьями отъ женъ и женами отъ мужей, со временемъ, сталъ лютою язвою семейной жизни въ царствѣ Московскомъ. Сотни отвратительнѣйшихъ злоупотребленій заставили въ XVII вѣкѣ выступить противъ развода чрезъ постриженіе ту же самую церковь, которая въ ХІ-мъ и ХІІ-мъ вѣкахъ дала это обоюдоострое оружіе въ руки недовольныхъ супруговъ. Было запрещено постригать женатыхъ молодыхъ людей, безъ согласія женъ и родителей (1667 г.). Однако запрещеніе, должно быть, плохо дѣйствовало, потому что въ 1681 году патріарху Іоакиму пришлось его подтвердить особымъ предписаніемъ. На патріаршія предписанія не предвидѣли Петра, который монашество ненавидѣлъ, но сестру и первую жену свою постригъ. Разведенную жену Ягужинскаго онъ тоже вынудилъ постричься. Царевичъ Алексѣй самъ просился отъ него въ монастырь. Вообще, Петръ, человѣкъ. еще полный отголосками старой Москвы, находилъ монастырь очень удобнымъ видомъ безкровной гильотины, тихимъ способомъ гражданской смерти.

Еще менѣе властна была церковь надъ разводомъ двустороннимъ, по мирному соглашенію желающихъ разлучитъся супруговъ. Такъ называемыя разводныя письма, упоминаемыя еще Герберштейномъ, благополучно дѣйствовали въ Россіи, вопреки соборнымъ воспрещеніямъ и патріаршимъ грамотамъ, до второй половины XVIII вѣка: только въ 1769 году, т. е. въ Екатерининъ вѣкъ, былъ изданъ законъ, рѣшительно воспретившій такое, уже совершенно гражданское, погашеніе брака. Но мы видѣли, что, противодѣйствуя разводу de jure, фактически Екатерина была на его сторонѣ, и потому власти смотрѣли сквозь пальцы, a самовольные разводы практиковались почти открыто и свободно до воцаренія Павла. Ему, мстительному сыну несчастнаго брака, въ которомъ взяли верхъ самостоятельность и геній женщины, принадлежатъ тѣ рѣзкія ограниченія свободы брака вообще и, въ частности, по разводу, которыя вошли впослѣдствіи въ николаевскій сводъ законовъ. Извѣстно, что ограниченія эти суровѣе, чѣмъ требуетъ даже Кормчая книга, и Павелъ выдержалъ изъ-за нихъ цѣлый богословскій споръ съ президентомъ Сѵнода, митрополитомъ Гавріиломъ, который, несмотря на свой высокій духовный санъ и преклонный возрастъ, оказался гораздо либеральнѣе. Вообще, духовенство не было противъ разводныхъ грамотъ — настолько, что еще въ 1730 году понадобился указъ противъ священниковъ, которые, по просьбѣ духовныхъ дѣтей, скрѣпляли своими свидѣтельскими подписями самовольныя разводныя письма. Шестьдесятъ лѣтъ спустя Павелъ бросилъ Сѵноду въ упоръ обвиненіе, что духовенство потворствуетъ и разводамъ, и новымъ бракамъ разведенныхъ. Образцы разводныхъ грамотъ сохранились въ достаточномъ количествѣ, чтобы судить о силѣ и характерѣ этого правового обычая. Въ одной изъ нихъ, отъ 1697 года, особо оговорено разрѣшеніе мужу жениться на другой. Такъ было на верхахъ общества. Въ народѣ разводъ осуществлялся еще того проще. Старинный, языческій бракъ заключался y воды, разорвать его также можно было лишь y воды, и языческій разводъ на много вѣковъ пережилъ языческую свободу. Мужъ и жена становились по двумъ сторонамъ ручья и тянули черезъ него тонкое полотенце, покуда оно не разрывалось пополамъ. Кусокъ сииволическаго холста оставался въ рукахъ мужа, кусокъ въ рукахъ жены, и бракъ объявлялся уничтоженнымъ, a супруги — вольными идти, куда имъ угодно, и жить — каждому по своей волѣ и съ кѣмъ хочетъ. Въ Черногоріи очень схожій обрядъ существовалъ еще въ XIX вѣкѣ, при чемъ, если расторгаемый бракъ продолжался болѣе десяти лѣтъ, мужъ обязанъ былъ выдавать женѣ пенсію въ размѣрѣ, опредѣляемомъ мірскою сходкою.