Газета Завтра Газета: Газета Завтра 872 (31 2010)

Такое отношение к себе величайший композитор мира испытывал всегда, но не озлобился, не стал мизантропом и циником. Почему? Им руководили вера в конечную правильность, справедливость и красоту мироздания, ежесекундное ощущение Бога в душе. Что — Бог и что — чиновники?!

А каким Бах был в быту? Свидетельств немного, но и из них ясно — взрывным и честным.

В арнштадтский период жизни Баха он вместе со своей двоюродной сестрой Марией Барбарой (впоследствии первой женой) шёл домой из графского замка через Кожаный рынок, когда перед ним появился старший гимназист и плохой фаготист Гейерсбах. Вместе со своими пятью спутниками он напал на Баха и, подняв для удара палку, потребовал, чтобы тот немедленно просил у него прощения за то, что незадолго перед этим Иоганн обозвал Гейерсбаха "свинячьим фаготистом". Бах не торопился выполнить его желание. С криком "собачья порода!" Гейерсбах ударил его палкой. Однако Бах не растерялся и так угостил его своей саблей, что фаготист вместе с дружками бежал…

Чиновникам Бах тоже всю жизнь не спускал, абсолютно бесстрашно отстаивая свои взгляды, порывая с любой доходной службой, если та шла вразрез его убеждениям. Советники магистратов поражались: какой наглец! Как он смеет! Ведь он от нас зависит!

Нет, это чубайсы и абрамовичи зависят от сильных мира сего (или от князей мира сего?) и приобрели необычайную гибкость спин. А у Баха, как в дальнейшем Бетховена, Вагнера, Римского-Корсакова, Свиридова, был другой господин…

БАХ: ФУГА

Во время 9-летнего пребывания в Веймаре, где Бах занимал должность придворного органиста и "камерного музыканта", а с 1714 года и концертмейстера, он всё больше времени посвящал композиторской деятельности. Оттуда, например, пронизывающая токами испепеляющих и воскрешающих космических энергий "Токката и фуга ре минор", которая даже сегодня пробивает одеревенелые шкуры опопсовленных слушателей, заставляя дрожать и плакать. Но стал Бах известен в Германии лишь как виртуоз, а не творец.

Своей совершенной игрой на многих инструментах он вызывал изумление — о, широкая публика, готовая аплодировать музыканту-циркачу и равнодушная к мудрому откровению! В ответ на вопросы об истоках нечеловеческой беглости Бах отшучивался: "В этом нет совершенно ничего удивительного. Нужно только стараться всегда вовремя ударять по нужной клавише, и тогда инструмент сам по себе играет".

В 1717 году в Дрездене должно было происходить состязание в игре на клавире между И.С. Бахом и знаменитым (как Дима Билан спустя 300 лет) французским клавесинистом Л. Маршаном. Однако француз, прослушав предварительно игру Баха, ночью тайно покинул город, отказавшись от выступления.

Вот бы сейчас все растлители ушей и душ, околомузыкальные "сверх-супер-гига-звёзды", небывало "крутые" композиторы честно послушали Баха и совершили честный акт коллективного самоубийства! Музыкального, конечно.

В 1717 году Бах поселился в Кетене, где работал "дирижером и директором камерной музыки" при дворе принца Леопольда. Родились чудесные оркестровые вещи — и сегодня финал 2-й Сюиты "Шутка" искрится из миллионов мобильников, а "Ария" из 1-й Сюиты утешает в дни траура.

Но Иоганна Себастьяна тянуло к крупным музыкальным центрам. В 1723 Бах с большим трудом добился должности кантора школы св. Фомы в Лейпциге. После того как от этого места отказались "более знаменитые" композиторы Телеман и Граупнер, магистрат города должен был "довольствоваться музыкантом среднего достоинства" и пригласил Баха.

Вскоре в Лейпциге были исполнены "Страсти по Матфею", возможно, гениальнейшее сочинение мировой музыки за всё время её существования. Однако мы напрасно искали бы какое-нибудь упоминание об этом событии в критике и газетах того времени. В это же время в Лейпциге были исполнены другие "Страсти", сочиненные неким "господином Готлибом Фрёбером", которые в большей степени возбудили интерес лейпцигцев. Однако нет никаких сомнений, что маленькая рецензия, вышедшая немногим позже из-под пера Гербера, касается "Страстей по Матфею" Баха.

"В часовне одного благородного господина собралось много высокопоставленных министров и благородных дам, которые с большим воодушевлением пели по молитвеннику первый псалом "Страстей". Но когда началась эта театральная музыка, все были повергнуты в величайшее изумление, переглянулись и сказали: "Что это может бытъ?" Одна пожилая благородная вдова сказала так: "Боже упаси нас, дети мои! Мы как будто пришли в комическую оперу!"