Газета Завтра Газета: Газета Завтра 877 (36 2010)

Главный вопрос, не до конца проясненный в книге: зачем самому Толстому нужны были эти завещания и права на свои сочинения? Из-за чего он ушел из Ясной Поляны?

Неужели из-за того, что Толстой не выдержал мировой славы? Из-за своей психологии беглеца? Из-за непонимания в семье? Мнение Софьи Андреевны, высказанное уже после смерти мужа, понятно: "Что случилось, непонятно, и навеки будет непостижимо".

Крайне уважительно относясь к книге, я отвергаю мнение самого Басинского о Толстом, как большом ребенке, о его комплексе беглеца и главенстве семейной истории в причинах ухода.

Остается еще одна подробно разобранная в книге "Бегство из рая" часть жизни Льва Толстого — его отношения с В.Г. Чертковым. И опять же, приводится масса данных, выдержек из писем, но так и не понять, чем же являлся Чертков для писателя. Ценители "голубизны" опять могут поднять свою любимую тему. Мол, тайная гомосексуальная любовь. У Басинского, явно стоящего в споре семьи Толстого с Чертковым на стороне Софьи Андреевны, всё же есть и признание в фанатичной преданности Черткова Льву Толстому, признание его полного бескорыстия, но при этом всё та же старая советская концепция полубезумного, ограниченного "толстовца". Он даже не раз сожалеет, что Толстой был вынужден "подчиняться догматизму Черткова", постоянно упрекает самого Толстого за чрезмерное послушание этому ограниченному человеку. И на самом деле, что бы представлял Чертков без прав, данных ему Львом Николаевичем? Чего стоит этот фанатик и догматик без имени Толстого? Зачем был нужен Толстому этот ограниченный упрямый фанатик? Басинский чего-то не договаривает. Фантазия у читателей может гулять в любую сторону.

Всё правильно, Чертков без имени Толстого не нужен, только без какого имени и какого Толстого? Черткову не нужен был гениальный автор "Войны и мира" и "Казаков". Не нужен был писатель, помещик, семьянин, просто хороший человек. Ему нужен был пророк и провидец, мессия, духовный лидер.

Вот этой существенной главы в книге и не хватает. Под условным названием "Русский Будда". Не гениальный творец "Войны и мира" пугал царские власти и церковь. И даже не ради гениального писателя собирались студенты в защиту Толстого. Не из-за его прозы боялись народных волнений. И даже не резкие социальные статьи вызывали боязнь властей и церковников. И завещание тайное, отнимающее у детей права на литературные доходы, было не в пользу лично Черткова или какой-то группы сектантов.

Уверен, ушел из Ясной Поляны великий старец прежде всего потому, что стало невозможно соединять две жизни: жизнь писателя, помещика и семьянина и жизнь великого пророка, мыслителя, возможного зачинателя нового религиозного учения. И в этом случае конкретные фигуры были взаимозаменяемы. Вместо Черткова мог бы быть Бирюков или Булгаков. Даже вместо Софьи Андреевны кто-то другой, но противостояние было неизбежно.

Вроде бы Павел Басинский справедливо пишет: "К началу 1890-х годов Толстой перерастает самого себя. Он уже не был просто мужем и писателем. Толстой становится колоссальной духовной величиной, влияние которой в России сопоставимо только с властью царя и православной церкви. (Замечу, что это мало связано с его авторством великих романов и повестей. — В.Б.)

Его мировой авторитет не только в Европе и Америке, но и на Востоке, в буддийских, индуистских, мусульманских странах, растёт, как снежная лавина. Он превращается в философа уровня Лао-цзы и Конфуция, Шопенгауэра и Ницше. Через десять лет и даже раньше в Ясную Поляну польется поток паломников со всего мира к великому старцу, учителю мира сего.

Обладать "исключительными правами" на такого человека было нельзя. "Не делиться" со всем миром было нельзя. Нужно было смириться. Нужно было договариваться с Чертковым. Нужно было согласиться стать одной из фигур возле великого старца. Невзирая ни на что. Ни на 9 детей. Ни на хозяйство. Ни на собственное уязвленное самолюбие.

Нельзя сказать, что жена Толстого этого не понимала. Вообще это большое заблуждение, что С.А. чего-то такого совсем не понимала. Но ее непростой характер, особенности ее воспитания и, наконец, женская обида на то, что муж, проживший с ней бок о бок тридцать лет, уходит "готовеньким" к другим людям, не позволили ей взвесить все "за" и "против" и принять разумное решение…".

Вот и надо было развить эту мысль в главу, одну из важнейших в книге. И уйти от "умных женщин", любящих читать о женских переживаниях. Этой главы в книге явно не хватает. Надеюсь, она появится в новом издании.