Журнал «Посев» № 2 (1589) - февраль 2010

В последних стихах – «Я походные песни, как свечи, / Перед ликом России зажгу» появляется образ, который помогает нам понять, о чем шла речь в стихотворении «У царских врат икона странная…». Лики – это изображения лиц святых на иконах и фресках (например, лик Николая Чудотворца; Божией Матери). Следовательно, в поэтическом сознании Савина не любимая женщина, а Россия заслуживает сопоставления с иконой Богородицы. Тогда все отрицательные характеристики объясняются ее теперешним, безбожным состоянием: «Я к соловьиному подножию /С мольбой не припаду. /Похожая на Матерь Божию, / Ты все равно в аду». [3;33] 3 Михалков Н.С. К читателям // Иван Савин. Всех убиенных помяни, Россия… М., 2007. . Теперь проясняются и строки: «Одной тебе служил я с младости. С оружием в руках», – защищавший Родину поэт теперь может только молиться за неё, сбившуюся с истинного пути, заблудшую: «Сменив калику перехожую, /У Царских Врат стою. Христос, прости её, похожую / На Мать Твою!» [3;33] 3 Михалков Н.С. К читателям // Иван Савин. Всех убиенных помяни, Россия… М., 2007. Формулируя вывод проведенного исследования, можно сказать, что образ поэтического мира Савина строится на двух осях – земная горизонталь «Восток – Запад» и небесная вертикаль «Небо – Земля». И в центре этого пространственного креста – Россия.

В Праге вышла на чешском языке новая книга, которая свидетельствует о трагических страницах сталинской России – антология лагерной прозы Jen jeden osud («Лишь одна судьба»). Составители сборника – Рада Бзонкова, заведующая отделом восточноевропейских программ Департамента защиты прав человека и развития демократии, и Лукаш Бабка, директор Славянской библиотеки. Презентация книги состоялась в Праге в литературном кафе издательства Academia.

В 1917 году большевики обещали разрушить все цепи и оковы. Но уже через год Ленин подписал документ о создании лагерей. 25 апреля 1930 года приказом ОГПУ было сформировано Управление лагерями. В ноябре 1930 появилось название «ГУЛАГ».

Собственно, у лагерей было две цели: первая – убрать недовольных, и вторая – создать армию практически бесплатной рабочей силы. Человеческая жизнь здесь не имела значения – с управляющих лагерей никто не спрашивал за «потери в живой силе», и они смело мостили костями заключенных каналы. Вполне определенно отношение властей к заключенным как к экономическому ресурсу выразил Сталин: «Мы плохо делаем, мы нарушаем работу лагерей. Освобождение этим людям, конечно, нужно, но с точки зрения государственного хозяйства – это плохо».

Каждый лагерь – своего рода государство в государстве, со своими законами, со своими чинами и званиями и даже со своим языком: доходяга (человек при смерти), шарашка (специальный лагерь для научных работников – в первую очередь, физиков), мастырка (симуляция болезни). Работа в лагерях была и вправду непосильной: зэки рыли каналы (в частности, Беломоро-Балтийский), вырубали леса и на этих местах строили города (Комсомольск-на-Амуре, Советская Гавань, Магадан). Труд заключенных использовался также в сельском хозяйстве, в добывающих отраслях.

После смерти Сталина и доклада Хрущева на ХХ съезде пришла знаменитая «оттепель», и вместе с ней – реабилитация жертв сталинских репрессий. Но постепенно разоблачения на высшем уровне прекратились. О докладе Хрущева вспоминали все реже, о лагерях и о том, что творилось за их стенами, говорить было не принято.

Лишь в конце 80-х была создана первая организация, занимающаяся делами заключенных – «Мемориал». Члены этой организации собирали сведения, искали пропавших без вести и оказывали помощь оставшимся в живых. Рассказы о лагерях, вышедшие во времена перестройки, вошли в новую книгу, изданную в Праге – антологию прозы о лагерях Jen jeden osud .

Презентация этой книги превзошла все ожидания – маленькое кафе никак не могло вместить всех желающих, так что многим пришлось разместиться среди книжных стеллажей. Но ни те, кто сидел в кафе, ни те, кто стоял среди книг, не пожалели о том, что пришли. Составители постарались сделать презентацию действительно интересной: кроме традиционного рассказа о самой антологии, звучали отрывки из книги, песни, написанные на стихи бывших заключенных в исполнении Евгения Рубилина. Отрывки читались на чешском, песни пелись по-русски, что еще больше объединило гостей презентации – среди них были и чехи, и русские.