Л. СИМОНОВА: Надо посоветоваться!

Миша ЛЯМОЧКИН.

Я не люблю ребят, которые вредят птицам и зверям. Однажды я видел, как мальчики бьют ногами котенка. Эти мальчики — живодеры. Они очень жестокие. Когда они подрастут, они все равно не будут хорошими людьми.

Лена ГАРАСОВА.

У нас во дворе живет один мальчик. А у меня нет папы. Вот однажды он мне сказал: «Безотцовщина». Мне так стало обидно, что я заплакала и сидела два дня дома. Мне все как-то стыдно было, сама не знаю почему. Маме я не сказала. Я думаю, когда он вырастет, он поймет, как тяжело человеку переносить это прозвище.

Михаил ГОРБУНОВ.

А мой товарищ Игорь очень благородный. Однажды мы с Игорем поссорились. И когда вышли из школы, он шел в стороне. И вдруг из-за угла на меня налетели ребята. Их было пятеро. Игорь увидел это, бросил папку с книгами и побежал на помощь. Ребята были сильные, но Игорь не испугался. Он растащил всех противников, и бой кончился благополучно. Я считаю, что Игорь — самый лучший товарищ.

Николай КИРИЛЛОВ.

У нас есть один нечестный мальчик. С ним никто не хочет дружить. Он часто обманывает нас, учителей и вожатых. Однажды мы пошли в поход, и этот мальчик сказал, что он натер ногу. Его рюкзак отдали нести ребятам. Он шел и хромал очень сильно, а когда мы вернулись, он хромать перестал и нога у него не болела.

Врунам доверять нельзя: они всегда могут подвести.

Вова ХРОМОВ.

А мне не нравятся ребята, которые нечестно играют. Однажды мы с моим соседом пошли на пруд купаться. Пришли, разделись, полезли в воду. В воде стали играть в салочки. Маялся я. Осалил его, а он не захотел маяться. Я ему говорю: «Майся!» — а он не хочет. Я ему говорю: «Майся, нечестно», — а он меня оскорбил нехорошими словами. И так кончилась наша игра.

Миша БЕЛОЗЕРСКИЙ.

Мне не нравится один мальчик, Вова. Я с ним встречаюсь в зимнем лагере. Он жадный, никому не дает свою клюшку и шайбу. Однажды наш отряд играл в хоккей с третьим отрядом. У одного игрока сломалась клюшка, и Вову попросили дать ему клюшку, но он не дал. Этого мальчика удалили с поля, и наш отряд проиграл со счетом 2 : 6. Потом еще я попросил у него книгу «Незнайка на луне». Срок он не уточнил. А наутро прибежал: «Миша, отдай книгу». Я попросил: «Оставь мне книгу хоть на час». Но он и слушать не хотел. «Это моя книга, и она должна быть у меня», — сказал он. Я отдал ему книгу. Жадина не может быть хорошим товарищем.

ЖУРНАЛИСТ.

А приходилось кому-нибудь из вас признаваться себе: «Это я был неправ. Я виноват в том, что случилось»?

Наташа КУЗЬМИНА.

Я расскажу один случай. Мы переехали в новый дом, и я плохо знала ребят во дворе. Как-то мама купила мне большой кулек конфет. Я с этим кульком вышла на улицу. Ребята попросили у меня конфет, но я им не дала. Тогда они перестали со мной водиться. Мне было очень плохо, и я все время думала, что эти ребята нехорошие, вредные. А они вовсе не были вредными, они были дружные и добрые. Я вынесла во двор свои игрушки и санки и сама подошла к ним. И мы все стали кататься на санках. Этот жадный мой случай мне запомнился. Он научил меня дружить с ребятами.

ЖУРНАЛИСТ.

Случалось ли так, что человек тебе не нравился, а потом ты стал думать о нем иначе?

Люся КАЗАНЦЕВА.

Я сижу на парте с моей подругой Людой. Мы с ней часто ругаемся, потому что она всегда спорит. Вот один раз у нас было рисование, и у Люды сломался грифель. Мы договорились, что будем рисовать по очереди моим карандашом. У Люды был ластик, а у меня не было. Я попросила у нее ластик, а она мне сказала: «Дам, когда сама сотру. Подожди немного». Я подождала и говорю: «Ну, скоро?» А она мне отвечает: «Успеешь!» Я обиделась и говорю: «Отдавай тогда мой карандаш». — «Ну и возьми свой карандаш». Она отшвырнула его, и у него выскочил грифель. Мы остались без карандаша. Тогда я убрала альбом, достала книгу и начала читать. Только прочитала две строчки, а она уже меня толкает и говорит: «Не заезжай на мою половину». А я отвечаю: «Когда ты на мое сиденье заезжаешь, я тебе ничего не говорю». Я взяла линейку и циркуль и начала проводить границу. Люда следила за мной. А потом говорит: «Хитренькая какая, себе больше сделала». А я говорю: «Ну на, тогда ты прочерти линию». Она взяла циркуль и начала корябать парту. Я не вытерпела и говорю: «Люд, ты уж совсем, наверное, окосела. Даже отсюда видно, что ты провела линию неровно». — «Сама ты косая», — сказала она мне. «Убери свои локти», — сказала я. Так мы ругались до тех пор, пока нас не выгнали из класса. За дверью мы еще тоже ругались, а потом неделю не разговаривали. И так всегда. В другой раз мы шли вместе домой и по дороге рассказывали друг другу разные истории. Но, когда мы подошли к скверу, Люда сказала: «Пойдем моей дорогой». И стала тянуть меня за рукав. Я говорю: «Нет, очередь моей дорогой идти». А Люда уже не говорит, а кричит: «А помнишь, последний раз мы шли твоей дорогой?» А я тоже кричу: «Кто это — мы?» Людка говорит: «Я и ты». Я говорю: «Ну, знаешь что?» А она говорит: «Что?» — и стукнула меня своим портфелем, и я тоже. Тут у нас началась драка. После драки мы все были в снегу и пошли каждая своей дорогой. Я поняла, что дружить с ней невозможно, у нее ужасный характер.