Литературка Литературная Газета: Литературная Газета 6295 ( № 40 2010)

Большую часть дня Левитан проводит на этюдах в окрестностях деревни. А вечером теперь, когда совсем рядом его близкие знакомые, направляется в Бабкино, к Чеховым. Застревал у них до ночной поры, возвращался в своё «горшечное заведение», как шутил Чехов, часто под утро. Левитан стал неизменным участником всех деревенских увеселений Киселёвых. До прихода Левитана в Бабкино их не начинали.

Прошло некоторое время, и Левитан переселился в Бабкино.

Красивая, ласковая природа, радушие и гостеприимство четы Киселёвых, удивительная творческая атмосфера, невольно созданная обитателями и гостями Бабкина. А ещё – рядом были близкие по духу, понимающие его Чеховы – «милая Чехия», как называл их художник. Всё это помогало Левитану творить, совершенствовать не только технику живописи, но и постигать и передавать «сердечный смысл» пейзажей. Потому так притягивало его Бабкино, потому и появилась в письме, адресованном Чехову, такая строчка: «Москва – ад, а люди в ней черти!!! Я не дождусь минуты увидеть поэтичное Бабкино: о нём все мои мечты».

По словам Антона Чехова, Левитан «чуть не сошёл с ума от восторга, от богатства материала» – богатства чудесной природы Бабкина и его окрестностей.

«За душу хватающие пейзажи» Бабкина, как о них сказал Чехов, будто соединили в себе всё очарование подмосковной природы. Её Чехов с тех пор стал называть «левитанистой».

Жёсткого распорядка занятий дачников в Бабкине, конечно же, не было. То с раннего утра рыбалка, столь любимая в семье Чеховых, то поход за грибами, орехами. Нередко отправлялись поохотиться в Дарагановский лес. По части охоты главным был Левитан – «ярый охотник», как называл его Антон. Конечно, охота захватывала его прежде всего тем, что давала чувство особой близости к природе, она была для него, словами М.М. Пришвина, «охотой за собственной душой».

Вблизи Дарагановского леса старинное село Полевшина с барской усадьбой, в то время нежилой. Места здесь замечательно красивые. Не раз с лесной тропы сворачивали сюда Левитан и Чехов, чтобы побродить по живописным аллеям парка, заброшенному саду, спуститься к заводям прудов. Разумеется, бывали и в примыкающей к усадьбе церкви Казанской иконы Божией Матери. Заходили и в церковную сторожку – когда непогода настигала. Да и просто навестить уже знакомого им сторожа. Заводили с ним разговор о покинутом хозяевами дворянском гнезде…

Несомненно, Бабкино ещё больше сблизило Левитана и Чехова. Дружеские отношения их стали подлинно сердечными. В каждодневном непринуждённом общении раскрывались все нюансы черт характера, все его «закоулки». Но то, что раскрывалось, не отталкивало, а наоборот, сближало – безграничная любовь к природе, родство вкусов, стремление преодолеть прозу и пошлость действительности. Хотя, безусловно, Чехову в гораздо большей степени была присуща рациональность, в чём-то он был мудрее, старше друга-одногодка. Надо сказать, отрезвляющее воздействие Чехова весьма часто требовалось экзальтированному Левитану. С другой стороны, Чехов стремился учиться необыкновенной левитановской чуткости к едва заметным изменениям в жизни природы, к многообразным её состояниям. Он восхищался способностью Левитана предельно остро видеть природу как явление не только многогранное, но и имеющее душу. Недаром Левитан часто вспоминал сказанное Тютчевым о природе – «не слепок, не бездушный лик. В ней есть душа, в ней есть свобода, в ней есть любовь, в ней есть язык».

Словом, это было взаимное творческое и человеческое обогащение двух замечательных людей – Левитана и Чехова.

Бабкинская дачная жизнь ни в коей мере не отменяла литературной работы Чехова. Но и Левитан был неутомим, он ощущал в себе творческий подъём. И как результат – множество пейзажей, зарисовок, эскизов будущих картин. Из наиболее известных живописных работ – «Река Истра», «К вечеру», «На тяге», «Деревня Максимовка», здесь начата и знаменитая картина «Берёзовая роща».

В бабкинских пейзажах в полной мере проявилась удивительная способность Левитана увидеть и запечатлеть прекрасное в обыденном, прозаичном и лишённом внешнего блеска. Нет, Левитан изображал не «красоты», а красоту природы, которая трогает душу. В этом есть что-то очень русское…

Одна из таких проникновенных картин Исаака Левитана – «Река Истра», подарок Чехову. Плавно течёт речка, берега её скромны, без пышной зелени, в водах реки отражается светлое небо. Казалось бы, непритязательный пейзаж, но сколько в нём душевной теплоты, сердечности, лиризма. Эта картина оставалась для Антона Павловича до конца его дней одной из любимейших. С нею он не расставался, она с ним была рядом – в Москве, Мелихове, Ялте…