Газета Завтра Газета: Газета Завтра 930 (37 2011)

Это было сделано весело и очень по-деловому. Ребята списались, прикинули, у кого сколько свободных мест, сговорились о маршрутах, и где прихватывать "безлошадных" товарищей, и — двинулись к Хвалынску. Колоннами — на случай помощи в дороге. Вообще, на школе царила присущая традиционно нашей стране и попранная в последнее двадцатилетие атмосфера солидарности, взаимовыручки, человеческой открытости.

И даже чего-то большего. Это особенно ощущалось в момент, когда я дочитал до конца огромный манифест, и собравшиеся стали аплодировать. Я знаю, что такое аплодисменты. Хотя бы как практикующий режиссер с сорокалетним стажем. Да и не только. Но этот момент не имел ничего общего с тем, что я когда-либо в своей жизни видел. И не я один считаю, что это именно так. Так оценивает подавляющее большинство тех, кто присутствовал на зачтении манифеста.

Наиболее верное сухое слово, передающее восприятие нами увиденного, — шок. Кстати, многие "школьники" тоже говорили о шоке. О счастье быть в среде таких же, как ты. Говорить об умных и важных вещах. Дышать одним духовным и душевным метафизическим воздухом.

В последний день устроили концерт. "Школьники" читали стихи, пели песни и рассказывали о себе. Поразительно, что молодые люди, учившиеся в школах тогда, когда в обязательной программе по литературе уже не было Маяковского, читали в основном именно стихи Маяковского.

Услышав, как они это читают, я до конца понял, чем они отличаются от своих предшественников, собиравшихся в Политехническом музее в 60-е годы. Они — патриотичнее и духовно мускулистее тех своих предшественников. Для молодого человека, читающего сегодня стихи о советском паспорте, советский паспорт — это почти метафизический символ. А Маяковский — культовый поэт, позволяющий сказать "нет!" всему тому, что окружает. Сказать "нет!" регрессу, деградации, насаждаемым криминальным нормам, насаждаемому духу стяжательства, духу разобщенности и многому другому.

С чем это можно сравнить и как это осмыслить?

Представьте себе нормальную жизнь. Хорошую, светлую, чистую. Представьте себе такую жизнь, как некую динамическую Систему. И рядом — Антисистему, которая эту жизнь отрицает. Представить всё это нетрудно. Была советская Система, которая, при всех её огрехах, несла в себе и добро, и свет, и чистоту. А главное — высокую социальную и культурную норму. И была Антисистема. Прошу не путать с идеями Гумилева, я о другом. Любая система имеет свое "анти-", свое зеркальное отражение, свою тень, как сказал бы философ и психоаналитик Юнг. Чаще всего такая тень, такое "анти-" носит криминальный характер.

Криминальная Антисистема, криминальная контркультура строятся на отрицании той Системы, которую Антисистема грабит. Отсюда правила Антисистемы. Они основаны на зеркальном отражении правил Системы.

Например, советская Система восхваляла красный цвет. Советская криминальная Антисистема (реальная, воровская) — запрещала носить красное.

Советская Система требовала, чтобы человек работал. Советская криминальная Антисистема требовала, чтобы те, кто в неё входит, не работали. А также не создавали семью и так далее.

Я привожу пример с советской Системой и советской же Антисистемой только потому, что он наиболее понятен.

С этим большинство сталкивалось. В принципе, так устроен любой нормальный социум. Но не наш нынешний. Почему?

Потому что сокрушившая советскую Систему Антисистема не приобрела системных свойств. Она осталась Антисистемой. То есть, теперь она заняла место Системы, но сохраняет не только антисистемный дух, но и все антисистемные свойства.

Она по-прежнему криминальна. По-прежнему культивирует не нормы, а антинормы (не мораль, а разврат, и так далее).

Но что же тогда является уделом тех, кто это отрицает? Если культурной антисистемной нормой (понимаете? – патологией как нормой!) стала, например, уголовная "Мурка", то каково место антагониста "Мурки"? Например, Девятой симфонии Бетховена? Или "Вставай, страна огромная…"? Антисистема, став Системой и не потеряв антисистемных свойств, загоняет нравственность, духовность, трудолюбие, коллективизм и многое другое — в то место, где положено находиться Антисистеме.

Будучи загнанным на эту территорию (что социально неслыханно и ранее обсуждалось лишь в фантастике — например, в произведении Рея Брэдбери "451 градус по Фаренгейту"), коллективистские, патриотичные "бетховенианцы" оглядываются в недоумении и отчаянии: "Почему это мы оказались здесь?"