А тот, оказывается, тогда уже всё обдумал. "Он, конечно, понимал, — пишет Шелленберг, — что на конференции будет очень строгая охрана и вряд ли удастся пронести в зал заседаний гранату или пистолет, однако слышал, что моя техническая группа изготовляет пистолеты, внешне ничем не отличающиеся от вечной ручки. Из него можно стрелять крупнокалиберными пулями примерно на 6-7 метров. Эти пистолеты были сделаны столь искусно, что никто не мог догадаться об их действительном назначении.
— Мы, конечно, могли бы пронести такой пистолет в зал,— сказал Риббентроп. — И тогда всё, что от нас потребовалось бы, это иметь твердую руку…" Если дипломат считал, что рука у него не дрогнет, то уж боевой генерал, дошедший с боями до Волги, просто обязан был иметь именно такую руку. И Риббентропа терзал тогда только один вопрос: как заманить Сталина на конференцию?
Шелленберг рассказал о его замысле Гиммлеру. Тот вроде бы посмеялся, но вскоре "предложил свой план, очень напоминавший план Риббентропа". Речь шла о мощной мине размером с кулак в виде комка грязи, которую можно было взорвать по радио с расстояния до десяти километров. Вся проблема состояла в том, как эту мину присобачить к машине Сталина. И тут сыскались два наших пленных, готовых выполнить задание. Где, говорят, ваша чудо-мина? Давайте её, мы это дельце враз обтяпаем. Один стал уверять, что знаком с механиком из гаража Сталина. Да мы с ним, говорит, на Зацепе не раз в одной пивнушке радость жизни вкушали. Где ваша чудо-мина? Дайте я её за пазуху. Лады! Диверсантов забросили с самолёта "к тому месту, где, по данным агентов, находилась Ставка". Возможно, по этим данным, она находилась где-то в Брянских лесах по примеру "Волчьёго логова" Гитлера. А на самом деле — в Москве на улице Кирова, ныне решением Гав. Попова, ставшей Мясницкой.
"Они спрыгнули с парашютом и, насколько мы могли установить, — продолжал шеф разведки, — точно приземлились в заданном месте". Но после этого, увы, только их и видели. "Я не уверен, что они вообще попытались выполнить задание, — заканчивает Шелленберг. — Более вероятно, что очень скоро они были схвачены или сами сдались органам НКВД и рассказали о задании" (там же, с. 361). Это более чем вероятно. Но не исключено также, что, оказавшись на родной земле, эти русские умельцы на радостях поспешили в ту самую пивнушку на Зацепе и закатили пиршество, не шибко богатое по военному времени, но всё же на нём они поднимали тосты за здоровье Гиммлера и Риббентропа, давших им свободу, что, впрочем, не избавило первого от самодостаточной дозы крысиного яда, а второго — от хорошо намыленной пеньковой веревки. Что же касается ручки-пистолета, то, возможно, именно ею Кейтель подписал акт о безоговорочной капитуляции.
Однако нас несколько занесло, пора вернуться к Алексею Голенкову. Он пишет ещё и такое. "На приёме военачальников Сталинградской битвы Сталин всем жмёт руки, а Рокоссовского обнимает: "Спасибо, Константин Константинович". Феликс Чуев обожал такие эффекты: имя-отчество, объятья, лобзания, "Товарищ Сталин для меня святой!" и т.п. Но, во-первых, Сталин, как известно, называл по имени-отчеству только маршала Шапошникова — может быть, из уважения к тому, что он ещё в царское время был полковником Генштаба. А, во-вторых, когда и где был приём военачальников Сталинградской битвы?
Наконец, сам Рокоссовский рассказывал об этом вот что: "4 февраля (1943 года) по распоряжению Ставки меня и Воронова вызвали в Москву". Тут нелишне заметить, что в Сталинграде первый из них был генерал-лейтенантом, а второй — генерал-полковником артиллерии, но полученный ими 3 февраля перед отъездом в Москву приказ Сталина, в котором Верховный Главнокомандующий выражал благодарность войскам Донского фронта, адресовался уже маршалу артиллерии Воронову и генерал-полковнику Рокоссовскому.
Так вот, прилетели в Москву. "И в тот же день мы направились в Кремль и были приняты Сталиным. Он быстрыми шагами подошел и, не дав нам по-уставному доложить о прибытии, стал пожимать нам руки, поздравляя с успешным окончанием операции по ликвидации вражеской группировки. Чувствовалось, что он доволен ходом событий. Беседовали мы долго… Сталин в нужные моменты умел обворожить собеседника теплотой и вниманием и заставить надолго запомнить каждую встречу с ним" (цит. соч., с.192).
Что ещё? "Лето 1943 года. Исход Курской битвы решён в нашу пользу благодаря плану Рокоссовского, на котором он настоял вопреки Жукову и Василевскому". Опять лбами! Но вот сам Рокоссовский: "В ночь на 5 июля были захвачены немецкие сапёры. Они показали: наступление назначено на три часа утра. До этого срока оставалось чуть более часа. Если пленные говорили правду, надо начинать запланированную артподготовку. Времени на запрос Ставки не было, промедление могло привести к тяжелым последствиям. Представитель Ставки Г.К.Жуков, который прибыл к нам накануне вечером, доверил решение вопроса мне.
Читать дальше