Борис Евсеев: Из книги «Смак корней, или В поисках утраченной правды»

А Саша всё углублялся и углублялся в тот, вроде навсегда ушедший от нас мир. Когда он дошёл до самого смешного места — ушлый следователь Гордеев никак не мог произнести сам и не мог заставить произнести Арбена записанную в доносе фразу «Состояние Сталина ухудшилось», и когда вдруг трофейный попугай — антисоветская птица — случайно соединив две в разное время слышанные фразы, сказал: «Состояние Сталина ухудшилось. Зря смеёшься, Гордеев!» — Саша от души расхохотался.

Он смеялся и смеялся, забыв обо всём, кроме говорящего попугая и онемевшего следователя.

И хотя это был ещё не конец рассказа, и все это хорошо понимали, зал зааплодировал. Так же, как не мог сдержаться Саша в своей детской доверчивости к мудрости мира — не могли сдержаться и люди в зале.

Зал аплодировал, Саша смеялся, новелла из крымской жизни образца 1953 года, плотно слилась с Москвой образца 2007-го. Времена соединились, нити эпох — ненадолго — сплелись…

Саша любил музыку. Любил диковинные музыкальные инструменты. С увлечением рассказывал, как сладко ему было читать верлибры под бубен одного австралийского музыканта.

Любил он и традиционный джаз. Несколько раз говорил про Армстронга и других джазистах. Кроме того, он хотел, чтобы его сын, Федя, выучился играть на гитаре. Приехав ко мне, Саша попросил поиграть. Прослушав Виллу-Лобоса и Родиона Щедрина, сказал: «Ты пришел в прозу из музыки и тебе не надо ее выкидывать из головы. А я пришел из футбола. Давно пора его выкинуть, а никак не могу».

Потом он перешёл к музыке прозы. Ему очень нравился мой «Романчик», о котором он несколько раз с воодушевлением говорил в «Новых известиях», в «НГ-Exlibrise», на радио, где-то еще. Его интересовало: может ли музыкальная фраза по своим характеристикам — динамике, ритму, интонационным сдвигам — быть сравнимой с фразой прозаической?

— Жаль, что ты теперь не играешь на скрипке. Гитара всё-таки не то.

Он попросил показать скрипку и внимательно осмотрел ее.

— Жаль, — повторил Саша. — Скрипка — другое. Здесь больше возможностей. Можно выразить всё: как в богатой прозе. А гитара — она всё-таки, как простенькая документальная проза. Тут всего не выразишь.

Я спрятал скрипку и вынул ноты — «Школу игры на гитаре»:

— Отдай сыну, пусть попробует по этой «Школе» учиться. Лучше любая музыка, чем никакой. А к прозе — музыка имеет лишь косвенное отношение. Прямых связей нет, и вообще сравнение прозы и музыки — хромает. Это наши теоретики наворачивают. И как раз те, кто музыку только в концертах и слышал.

— Да, — сказал Саша, — прямой связи нет. Знаешь, это на жизнь и смерть похоже. — Он на минуту задумался. — Они ведь тоже: вроде почти не соприкасаются. А как поглядишь вокруг — регулярно друг дружку сменяют!

Восьмого декабря 2007 года Саша собирался лететь в Симферополь. А в конце ноября, буквально за два дня до своего творческого вечера, позвонил и сказал:

— Знаешь, я думаю, мне нужен трехтомник. Не двухтомник, как думал раньше, — а именно трехтомник. Но, понимаешь, я не знаю — включать в него «Футболь» или нет? Думаю так: напишу отдельно про Эдика Стрельцова, а саму книгу «Футболь» переиздам позже. А теперь слушай самое главное: для трехтомника, который мы с тобой издадим, я напишу совершенно новую вещь. Я тебе сейчас про нее расскажу… Или лучше так: приезжай ко мне в Переделкино, после Крыма. Слушай, а почему ты не приезжаешь ко мне в Переделкино?

Я никогда не любил Переделкино. Вихри несбывшихся надежд, потоки ложных репутаций и необоснованных претензий, невидимые, но плотно осязаемые, всегда крутились — так мне казалось — над этим местом. От Переделкина я отказался.

Тогда Саша прямо по телефону рассказал вкратце, что это будет за вещь, с чего она будет начинаться, что будет в конце.

Заканчивая разговор, Саша хмыкнул:

— Что-то слишком стройно выходит. Так не бывает…

Ни одна смерть не бывает случайной. И ни одной смерти поначалу до конца не веришь. Но если бывает вера в жизнь, то бывает, конечно, и вера в смерть.

Осенью всё того же 2007 года, мы сидели в маленьком чеченском кафе, рядом с Русским ПЕН-центром: Саша, директор Хьюстонского центра космонавтики Игорь Савельев, уже лет тридцать играющий с Сашей в футбол, и я.

Саша и Игорь рассказывали про смерть Петра Вегина и думали, как помочь его дочке, пропадающей в Америке. Потом Игорь пытался развеселить Сашу: вспоминал, как они лет пятнадцать назад обыграли в футбол журналистов-бразильцев, чем Саша долгое время гордился. Но Саша футбольную тему продолжать не хотел. Он снова и снова возвращался к судьбе Вегина, к его смерти, к тому, каково будет его родным.