Газета Завтра Газета: Газета Завтра 966 (21 2012)

Фонд Баланчина решил ли Москве доказать, или Большой преисполнен амбиций? С другой стороны, что, как не «Драгоценности», способны летучий шик-блеск привнести в по-византийски тяжелое убранство Большого театра. Ведущие американские педагоги, артисты труппы Баланчина прибыли в Москву. Сандра Дженнингс — в ответе за «Изумруды», Пол Боуз — за совершенство «Рубинов», Мэррил Эшли — в ее руках игра бриллиантов.

Искусство обработки драгоценного камня возникло в глубокой древности, в Индии, на родине драгоценных камней. Секреты работы с камнем — тайна за семью печатями, а истории похищений редких камней пропитаны кровью. Но как станцевать драгоценный камень? К тому же, большинство самородков выглядит совсем не привлекательно. Очевидно, выбор музыки — принципиален. Джордж Баланчин избрал для триптиха изысканно гармоническое сочинение Габриэля Форе, синкопированное, то есть со смещением акцента с сильной доли музыку на слабую, «Каприччио» Игоря Стравинского и симфонию № 3 Петра Ильича Чайковского. В каждом слышны ноты, звонкие, как удары камней Иды Рубинштейн о стекло бокала с шампанским. Долго ли, коротко ли ограняли американские ювелиры самородки Большого театра? Получилось то, что получилось.

Хореография первой части — «Изумруды» — нежна и импрессионистична. Бирюзово-синие цвета романтичных тюник, элегантные линии построений кордебалета навевали в памяти если не аромат духов, то «Танцовщиц» Дега уж точно. И если учесть некоторую элегичность настроения, то ясным будет, почему «Изумруды» называют одним из самых философских балетов Баланчина. Балет-размышление в огранке «кабошон». Другое дело «Рубины». Торжество коварства. Что здесь не так: пресловутая сложность техники хореографии или тотальная безграмотность русской школы хореографии — ритмических нюансов не знает?.. Джордж Баланчин известен как истинный джентльмен. Никто, как Баланчин, так тонко не чувствовал пластику балерин, именно балерин, «кошечек» — по слову маэстро — и «лошадок». Творческое воображение Баланчина называли неисчерпаемым, правда, исключительно в женском танце. Сегодня могу лишь допустить, что да, «Рубины» New York City Ballet 1972 года сверкали-играли эмоциями интеллекта. «Рубины» Большого театра 2012 года еще раз вызвали чувство неловкости. Вот эти пробежки аллюром мужчин — артистов балета — одетых в короткие рубиновые колеты и белое трико, или их прыжки, словно через скакалочку, не то что бы гранями камней сверкали, а несли отпечаток, как бы это сказать помягче, придурковатости. К тому же и оригинальный костюм балерины стал здорово смахивать на коктейльное платьице. Будто бы камень дал трещину теперь. Юбка срезана по косой, появилась бахрома золотистая. В итоге не покидало ощущение избытка феминного тела, тогда как ждёшь фейерверка холодного блеска. Следует признать: Фонд Баланчина — известный ревнитель стиля Баланчина — допустил погрешность. Не только в костюме. В оформлении сцены тоже.

Сцена выглядит таким образом. Боковые кулисы, под платину, подхвачены шнурком, на конце которого — по тяжелому камню. Выглядят благородно. Говорят, так было и в Кремлевском Дворце съездов. Изменился задник. Верно, вы легко вообразите себе интерьер бани, бассейна или бойлерной, где фрагменты стены от пола до потолка выложены стеклянным кирпичом. Так и на заднике сцены Большого театра. В «Изумрудах» стеклянные кирпичи изумрудного цвета, в «Рубинах» — рубинового. Публика гадала: что же будет в «Бриллиантах»?..

Музыка ли Чайковского — тому виной? Либо очарование «белого» балета русский дух перехватило? Но на «Бриллиантах» душа поуспокоилась. Танец разворачивается на фоне голубой стены с брошенной на нее сверкающей крошкой. Совсем юная балерина Ольга Смирнова (солистка) еще преисполнена академической школы Петербурга. Огненно гибкая, рисунок пластики ее так легок и изящен, как снежная зарисовка на стекле. Так лучезарны брызги ее надежды. Есть в этой юной балерине некий изъян. Некая странность рук балерины. Как будто что-то остановилось в них. Как будто что-то замерло. Руки как бы нехотя поспевают в такт тела. И это, возможно, несовершенство придает хореографическим линиям Ольги Смирновой загадку. Пока что загадку, в которой хочется предугадать грёзы русского балета.

«Павлова как-то заехала ко мне, — цитирую »Воспоминания« Матильды Кшесинской, — разговор перешел на драгоценности, что у кого есть, и она попросила меня показать ей мои. Мы пошли наверх в мою спальню, где в углу, в особом шкапчике, я держала все свои драгоценности. Мы уселись с Анной Павловой на полу перед шкапчиком, и я стала ей показывать мои драгоценности, от которых она приходила в восторг, и действительно, у меня были замечательно красивые вещи. Среди маленьких вещиц у меня был чудный карандаш с бриллиантами и рубинами, который я как-то купила для подарка. Я подарила его Павловой на память».