Газета Завтра Газета: Газета Завтра 377 (8 2001)

Шолохов дает возможность для полной "свободы самораскрытия" различных, подчас — полярных точек зрения без авторского вмешательства и "завершающей авторской оценки", без оглядки на цензуру и власть.

Вспомним, как с позиции казачества описывается в романе начало, точнее — прочувствия начала красного террора в январе 1919 года: "Все Обдонье жило потаенной, придавленной жизнью. Жухлые подходили дни. События стояли у грани. Черный слушок полз с верховьев Дона, по Чиру, по Цуцкану, по Хепру, по Еланке, по большим и малым рекам, усыпанным казачьими хуторами. Говорили о том, что не фронт страшен, прокатившийся волной и легший вдоль Донца, а чрезвычайные комиссии и трибуналы. Говорили, что со дня на день ждут их в станицах, что будто бы в Мигулинской и Казанской уже появились они и вершат суды короткие и неправые над казаками, служившими у белых..."

Коммунист Шолохов не мог написать таких слов! — заявляют "антишолоховеды". Но они не учитывают того, что слова эти писал не политический деятель Шолохов, но художник Шолохов, с тем, чтобы дать возможность для полного самораскрытия тех настроений и чувствований, которые обуревали казачество в те, и в самом деле "жухлые" для него дни.

И точно так же — с полной исторической правдой и объективностью — раскрываются в романе чувства, мысли, устремления и генерала Корнилова, и генерала Каледина, и сотника Изварина, и Листницкого, и Петра или Григория Мелехова.

Самораскрытие Григория Мелехова на разных этапах его внутреннего, духовного и душевного развития воссоздает правдивую картину всех его метаний и исканий. С предельной искренностью и правдивостью Шолохов сумел передать различные состояния мятущейся души своего героя, подчас полярные — от, казалось бы, полного приятия "большевиков" до полного их отрицания. В каждом своем душевном порыве Григорий Мелехов предельно искренен — и в этом-то огромная художественная правда этого характера. Причем это самораскрытие героя происходит без "перста указующего" автора, спонтанно, органично, естественно.

Противоречия в развитии характера Григория Мелехова, так же, как противоречия в романе "Тихий Дон", и прежде всего, конечно же, его главное "противоречие" — между "белыми" и "красными", — были противоречиями объективными, принадлежащими жизни людей; и заслуга Шолохова как гениального художника в том, что он способствовал самораскрытию обеих сторон этого главного противоречия жизни с предельной объективностью и правдой, предоставил право и возможность каждой из сторон "раскрывать и обосновывать свою правоту", не навязывая читателю своей авторской позиции.

Это не значит, что своей позиции у автора "Тихого Дона" не было. Она, конечно же, была, но не имела ничего общего с той упрощенной, левацкой позицией, которую "антишолоховедение" приписывает Шолохову.

И эта позиция, о чем в следующей статье, так же, как и роман "Тихий Дон" в целом, далеко опережала свое время.

Вспомним боль, которая звучит в словах Петра Мелехова незадолго до его гибели: "Ты гляди, как народ разделили, черт! Будто с плугом проехались: один — в одну сторону, другой — в другую, как под лемешем. Чертова жизня и время страшное! Один другого уж не угадывает".

Это и есть главная боль Шолохова, выраженная в его романе "Тихий Дон".

Шолохов был первым — задолго до других (да и где они, другие?), кто почувствовал, понял, осмыслил русскую революцию — это главное мировое событие ХХ века, как великую и героическую национальную трагедию.

Всем памятен праздничный призыв тех лет: слушайте музыку революции!

Но были гениальные художники уже в ту пору, которые за этой "музыкой", в большей или в меньшей степени они принимавшейся, слышали гул и скрежет глубинных сдвигов и проломов, что совершались в тектонических пластах народной жизни. Эти гении — Есенин и Шолохов — воспринимали революцию не как праздник, но как тектонический сдвиг, как трагический прорыв в будущее — через страдания, боль и горе людей, через их разъединение.

Наше общество еще только приближается к подобному взгляду на эту великую и трагическую эпоху своего жизненного развития, только учится видеть две стороны в процессе революционной модернизации России — героическую и трагическую, не отвергая ни той, ни другой.

Удивительное историческое чутье, могучий инстинкт художественной правды — свойства гения — и позволили Шолохову, преодолевая все идеологические и политические схемы и препоны своего времени, проникнуть до корней событий, уловить объективный исторический ход вещей и написать книгу не только предельно правдивую, но и провидческую, в пору вселенского раскола и распада ратовавшую — во имя спасения России — за национальное единение людей.