Вряд ли открою Америку, но: мы переживаем очередной кризис смыслов. Смыслы в обществе генерирует элита – такова её миссия и мерило её эффективности. Однако вот уже добрую четверть века Россия живёт при неэффективной аристократии – сначала ельцинской, потом путинской. Обе явились на политическую сцену без какого-либо мобилизационного проекта, сколь-либо значимой системы ценностей. У обеих не было иной задачи, кроме самосохранения любой ценой. Последствия известны: тотальная стагнация.
Диамат нынче пылится в архиве, – а зря, право слово. Бытие определяет сознание, и коматозная жизнь рождает коматозную литературу. В моменты кризиса смыслов идея всегда уступала первенство извитию словес. Что, в общем-то, понятно: боров жиреет не в пример быстрее кабана; точно так же кастрированная, обессмысленная литература моментально заплывает словесным салом. Тому в истории мы тьму примеров слышим – от Бенедиктова до Ахмадулиной. Ровно то же самое наблюдаем сейчас – в фаворе галантерейная, абсолютно бездумная претензия на изысканность: «В холле, за стеклом, чучела Dior и Balenciaga скалятся льдистыми стразами и кровавые, мясистые, будто бифштексы, амариллисы тянут жирные шеи» (А. Ривелотэ); «Танцевальные извивы моего тела, естественные для каждого моего «я», – возникали на нашем длинном столе, где мы, отдыхая от служения своим аонидам, каждый раз по-новому отдавались беззаконной музе сладострастия» (М. Палей); «Стеснённый рыхлым маревом слоёных жилищ и крутолобых конторских узилищ старый парк» (Д. Рагозин). Для полноты картины можно процитировать и Фигля-Мигля с Гамаюн, и Рубанову с Элтанг – но, думаю, хватит.
Донельзя орнаментальная и столь же бессмысленная Славникова – явление более чем закономерное.
ДИАЛОГ С МИРОЗДАНИЕМ
Славникову мне пришлось перечитать, это вы уже поняли. За чтением я то и дело вспоминал давнюю статью екатеринбургского критика и литературоведа С. Белякова. Тот взял в библиотеке «Стрекозу, увеличенную до размеров собаки» Славниковой – и оказался первым читателем книги; для эксперимента взял полгода спустя – и оказался вторым.
Впрочем, Славникова до поры числила читателя абсолютно лишним субъектом. «Диалог идёт между писателем и мирозданием, а читатель только присутствует», – гордо заявляла О.С. – «Если, конечно, хочет. Или не присутствует. Это его дело» . Всякий раз при декларациях такого рода меня терзает неотвязный вопрос: а на кой ляд тогда книги-то издавать? Должно быть, мироздание рукописи не принимает?..
Первые опусы жены-букероносицы были назойливой, сетевому маркетингу под стать, демонстрацией красноречия. Рахитичная фабула тонула в словесном клейстере, авторская мысль упрямо застревала в брюзгливом отвращении к миру и его обитателям, но конвейер по производству тропов работал бесперебойно. Литература такого свойства предназначается исключительно для миро… да ладно, нам ли кокетничать: для рецензентов. Те дружно имитировали эстетический оргазм – видимо, издатели на PR не скупились. Правда, отдельные здравомыслящие критики (М. Ремизова, к примеру) советовали Славниковой заняться эссеистикой: сочинять там особо не приходится, зато полный простор для всех видов риторики. Однако кому она нужна, эссеистика? Ни популярности, ни гонораров. О.С. предпочла сменить приоритеты, но не жанр: «У книги, тем более у толстого романа, должен быть опорно-двигательный аппарат – сюжет и загадка… Теперь мне интересно работать над сюжетными, даже остросюжетными вещами… Хочу вернуть прозе территорию, захваченную трэшем».
Беда, коль сапоги начнёт тачать пирожник. Опорно-двигательный аппарат славниковской сюжетной прозы оказался поражён сколиозом, артритом и межпозвоночной грыжей одновременно.
Первый опыт – «2017» – отличался редкой невнятностью. О.С. на живую нитку сшила лоскутное одеяло из политического фэнтези и магического реализма, не утрудившись привести разнородные части к одному знаменателю. Юлия Латынина с бородой Павла Петровича Бажова – коллаж малосимпатичный. Но публике понравился: модные тренды в одной упаковке. Даром что революция ряженых кончилась ничем, и Каменная Девка со свистом провалилась в никуда… «Букер», говорите? Чины людьми даются, а люди могут обмануться. Букеровское жюри проделывает это с мрачной регулярностью – раз в год.
В «Лёгкой голове» авторесса эксплуатировала все те же популярные тренды: минаевскую офисную сагу, пелевинского героя со сверхспособностями и быковское противостояние человека и системы. Завязка у романа была достоевская: миру провалиться или мне чаю не пить? Но заявленная драма идей моментально въехала в комедию положений: герои по-чаплински забрасывали друг друга гнилыми помидорами, посыпали мукой и развешивали на деревьях дизайнерские пиджаки.
Читать дальше