Михаил Семиряга: Тайны сталинской дипломатии. 1939-1941

В своих попытках ускорить сближение Германии с Советским Союзом по широкому фронту немцы с конца июля 1939 г. зашли так далеко, что поставили вопрос о возможности контактов не только по государственной, но и по партийной линии. Как сообщал 27 июля 1939 г. временный поверенный в делах СССР в Германии Г. А. Астахов, через одну-полторы недели будет получено приглашение на очередной партийный съезд нацистов в Нюрнберге. В связи с этим Астахов напомнил, что раньше посольство отказывалось от подобных приглашений. «Будем ли мы продолжать эту тактику теперь, когда выступлений против нас и травли ожидать не приходится (если, конечно, обстановка к тому времени не изменится)?» Затем Астахов привел аргументы в пользу принятия такого приглашения. Вместе с тем он предупредил, что «наше появление впервые за все время существования режима вызовет, конечно, немало толков в англо-французской печати»[ 46].

Через два дня Молотов ответил, что при улучшении экономических отношений могут улучшаться и политические. Советское правительство будет приветствовать такое развитие событий, но в чем оно конкретно должно выразиться, пусть решают сами немцы, рекомендовал советский нарком[ 47]. Вскоре Астахов присутствовал на мюнхенском празднике немецкого искусства, а советская сторона, в свою очередь, пригласила германских специалистов на открытие сельскохозяйственной выставки в Москве[ 48].

Информируя далее о предложении заведующего восточноевропейской рефентурой МИД Германии К. Ю. Шнурре коренным образом улучшить советско-германские отношения, Астахов все же напоминал, что политические переговоры между СССР и Германией, по мнению германской стороны, будут возможны только при условии, если не будет подписано англо-франко-советское военно-политическое соглашение. Астахов высказал сомнение, будут ли немцы соблюдать свои эвентуальные обязательства, так как они намерены «этой ценой нейтрализовать нас в случае своей войны с Польшей».

Астахов хорошо уловил коварный характер предложений германской стороны и в донесении в Москву предупреждал об их возможных опасных последствиях для СССР. Однако Сталин и Молотов это предупреждение не приняли во внимание. Их привлекли щедрые обещания Берлина предоставить свободу рук Советскому Союзу в зоне Восточной Европы, особенно в Прибалтике, т. е. то, чего не обещали, да и не могли обещать Англия и Франция.

Несмотря на неверие в успех переговоров с Англией и Францией, которое существовало в высшем политическом эшелоне Советского Союза, военные круги еще не потеряли надежды на успех. Об этом свидетельствует документ под названием «Соображения советской стороны по переговорам с военными миссиями Великобритании и Франции», разработанный 4 августа 1939 г. начальником советского генштаба командармом 1 ранга Б. М. Шапошниковым. В нем детально давался расчет сил и средств и освещались несколько вариантов возможного вооруженного выступления Красной Армии[ 49].

Ворошилов на протяжении нескольких дней переговоров добивался того, чтобы представители Англии и Франции в максимально полной мере раскрыли свой военный потенциал, и только в последний день переговоров были доложены данные о возможностях и планах Советского Союза.

Подобная тактика, разумеется, была бы допустима, если бы речь шла только о выявлении союзоспособности своего партнера и серьезности его намерений. Но дело в том, что на основании этих данных Сталин через несколько дней в ночной беседе с Риббентропом сообщил ему свои выводы о военной слабости Англии и Франции[ 50].

Представители Англии и Франции с интересом восприняли выступление Шапошникова с изложением стратегических планов советского верховного командования. Поэтому странным выглядит ответ Ворошилова на вопрос корреспондента газеты «Дейли геральд», готов ли был СССР «немедленно после начала войны оккупировать Вильно и Новогрудек на северо-востоке, а также Львовское, Тернопольское и Станиславское воеводства на юго-востоке», чтобы из этих районов «оказать полякам военную помощь».

«Это заявление, – подчеркнул советский нарком, – является от начала до конца лживым, автор его – наглым лжецом, а газета, поместившая это лживое заявление своего дипломатического обозревателя, – клеветнической газетой»[ 51]. Трудно понять подобную тональность ответа советского представителя на вполне обоснованный вопрос корреспондента.

Несмотря на трудности в отношениях между СССР и Англией и Францией, все же удалось договориться о начале военных переговоров. Для участия в них были назначены соответствующие делегации. Советскую возглавлял нарком обороны маршал Ворошилов. Во главе британской делегации был главный адъютант короля по морским делам адмирал П. Дракс, во главе французской – член высшего военного совета армии генерал Ж. Думенк. Как позже вспоминал Дракс, 2 августа он получил от лорда Галифакса инструкцию затягивать переговоры до осенней распутицы, когда Гитлер не сможет начать военные действия против Польши[ 52]. Французская делегация получила такие же указания, но с тем обоснованием, что сам факт военных переговоров может произвести соответствующий психологический эффект на Гитлера.