Эдвард Радзинский - Александр II. Жизнь и смерть

И тотчас пошли слухи... о Конституции!

Александр устроил совещание. Но когда он сообщил о планах про­должения реформ, в глазах цесаревича был ужас! И тот же ужас он читал в глазах придворных и членов большой романовской семьи. От него ждали ужесточения расправ, а не уступок..

И вот уже совсем поразительное.

Вечером он записал в «Памятной книжке»: «29 января. Совещане с Костей и другими, решили ничего не делать».

И опять в мрачной апатии он просиживал часы в кабинете.

Пришлось ему испытать и новое унижение. Из Парижа поступило донесение от главы русской зарубежной агентуры. Некто Лев Гартман, недавно приехавший поездом в Париж, оказался тем самым пройдохой-террористом «господином Сухоруковым», который устроил взрыв свитского поезда в Москве.

Министр иностранных дел Горчаков тотчас обратился с посланием к президенту Франции: «Вопрос здесь идет не о русском нигилисте, а о принципе безнака­занности. ...Необходимо задать себе вопрос, возможна ли в этих усло­виях борьба с этими новыми варварами?»

Горчаков далее писал, что нельзя дать возможность им осуще­ствлять «заговоры вполне свободно — без всякого личного риска». ...Ибо ныне «для них достаточно составить план, сделать подкоп, завести механизм на определенный час или пустить в ход элект­рическую искру на расстоянии», а потом — «исчезнуть в другой стране в ожидании результатов своего разрушительного дела... под покровом права убежища, которое гарантирует им безопасность и свободу».

Русское правительство потребовало выдачи «нового варвара».

Но канцелярия президента Франции тотчас была завалена письма­ми общественности, возмущенной «русским монархическим неистов­ством». Общественную кампанию возглавил сам Виктор Гюго, кото­рый обратился к президенту Греви с посланием. Французское обще­ство требовало защитить Гартмана от «царского террора». Французские газеты печатали статьи знаменитых русских радикалов-эмигрантов — Георгия Плеханова, Петра Лаврова, Степняка-Кравчинского. Русский посол князь Орлов получил уведомление по почте о вынесении ему смертного приговора «Русским социалистическим комитетом в Па­риже».

И президент Франции отказался выдать Гартмана. Царю оставалось единственное решение — отозвать посла из Парижа.

«С БОЛЬНОЙ ГОРНИЧНОЙ ОБРАЩАЮТСЯ ЛУЧШЕ»

Александр решил привезти обратно в Россию больную императрицу — климат ей не помогал. Ему казалось, что она боится умереть одна на чужбине, его это мучило.

Была зима. За ней был послан граф Александр Адлерберг.

Императрица уже прочла в газетах о новом покушении на Москов­ской железной дороге. Это был для нее новый удар. Оказалось, она со­всем не хотела вернуться. Особенно теперь, после покушения на госу­даря. Она не собиралась ехать в страну, где унижали монарха и где монарх так унижал императрицу.

«Со мной даже не посоветовались. Это жестокое решение. Мне ка­жется, с больной горничной обращаются лучше», — жаловалась она фрейлине.

Готовясь к возвращению, она плакала и говорила, что в своем состо­янии едва ли сможет перенести столь длительное путешествие зимой, и это предчувствует. Действительно, она была так плоха, что во время пути ее фрейлинам много раз казалось, что не довезут ее живой.

Доктор Боткин объяснил царю, как важно уберечь ее от всякого волнения. И потому никому, кроме нескольких членов семьи, не было разрешено встречать ее на вокзале.

С вокзала ее привезли в Зимний. Императрица легла в постель и более не вставала.

ЦАРЬ ДОЛЖЕН УМЕРЕТЬ ОТ РУКИ РАБОЧЕГО

Молодые люди не зря грозили царю в своей прокламации. В это время в Зимнем дворце уже появился — он.

О том, что он проник во дворец, не знали даже члены Великого И.К. (Так почтительно будут называть народовольческий Исполнительный комитет русские революционеры.) Все сохранялось в строжайшей тайне и находилось исключительно в ведении «Распорядительной комис­сии». Только Комиссия — Александр Михайлов, Лев Тихомиров и Алек­сандр Квятковский знали о таинственном агенте «Народной воли», который находился в доме царя — Зимнем дворце.

Все началось с того, что в рабочих кружках все больше укреплялась любимая вера народовольцев — если погибнет царь, тотчас падет и царизм.

Именно тогда у рабочего Степана Халтурина и появляется идея: царьдолжен пасть от руки рабочего. «Пусть знают все цари, что мы — рабо­чие — не такие глупые и можем достойно оценить те «услуги», которые цари оказывают народу». Эта мысль, что царь, изменивший народу, дол­жен погибнуть от руки человека из народа, преследует Халтурина .