На руинах Мальрока

Хочется забыться, отключиться до утра, но не время предаваться слабости – как бы ни было хреново, надо оценить обстановку. А ведь обстановка изменилась кардинально. Если раньше она была полностью безнадежной, то сейчас…

А вдруг есть шанс на побег?

Ага, выроешь ложкой (которой у тебя нет) подземный ход и на коленях поскачешь галопом… граф Монте-Кристо выискался…

Квадратная комната с массивной деревянной решеткой вместо дальней стены скудно освещается отблесками света с другой стороны. Похоже, нахожусь в одной из камер, а за решеткой коридор. Мебели не имеется – сижу на полу, прислонившись спиной к холодной влажной каменной кладке. Подо мной что-то мягкое: трогаю рукой – свалявшаяся солома. В углу темнеет нечто непонятное – вроде огромной буквы «Т», легонько раскачивающейся на длинных цепях, свешивающихся с потолка.

Что-то в этом предмете мне не нравится. Напрягаю глаза, пытаясь понять, что же это такое. Проклятая темнота… И, уже почти догадавшись, вздрагиваю от хорошо знакомого голоса:

– Добрый вечер, Дан.

У меня в этом мире не так уж много знакомых, а еще меньше тех, которым я хоть в какой-то мере могу иногда доверять. Из последних стоит выделить бакайского воина Арисата и епископа-еретика Конфидуса. Встретить последнего в застенке – удача невероятная.

Хотя, если подумать логически, – где шансы встретить еретика максимальны?

Когда схлынула первая радость от встречи, понял, что радоваться пока что нечему.

– Епископ, что они с вами сделали? Я ничего не могу рассмотреть в этой темноте, да и со зрением неважно у меня сейчас, и не только со зрением…

– Пока что ничего. В колодки заковали и подвесили. Вот вишу теперь, ногами потихоньку перебираю – разминаюсь, иначе затекает все, а как отходит – болит нестерпимо.

– Расскажите же: что там было? Я про бой. Многие спаслись? Я ведь почти ничего не видел тогда.

– Не переживайте, Дан, мы победили. Хотя потрепали нас изрядно: из всей дружины с коней лишь пятерых не ссадили. Но бакайцы живучи как кошки – обязательно выкарабкаются. Убитых среди них немного. Солдаты выручили, что из крепости выбрались. Да и темные как-то бестолково дрались, а уж после того, как вы обоих баронов упокоили, и вовсе у них вяло дело пошло…

– Обоих баронов?

– А вы не помните?! Старого из самострела своего подстрелили. Ох, и сильно получилось: болт ему забрало пробил – и из затылка наполовину вышел. Когда шлем попробовали стащить, он снялся с половиной головы – раздробило ему ее. Хитрый у вас арбалет, очень хитрый. По виду и не скажешь, что у него такой сильный бой. А младшего вы изрубили – снесли ему голову с плеч мечом своим игрушечным. Но и он вас достал… сильно достал. Не будь черного сердца… Вы почти мертвый уже были – кровь даже сочиться перестала… вся вышла. Не было у нас другого выхода.

– А Зеленый?! Где мой попугай?! Живой?!

– А что ему станется! Живой… Когда видел его в последний раз, он больным прикидывался, чтоб налили побольше. Пьет ваша птица будто лошадь после долгой скачки, причем не воду.

– Где он?

– Эх, Дан, да откуда я это знать могу, здесь сидя?

– Верно… И как же вас сюда заперли?

– Когда церковная стража пожаловала, да еще и с воронами имперскими, так меня первым делом в кандалы – обычай у них меня заковывать при любом случае. А вас забрали беспамятным. Причем так хитро это провернули, что никто и пикнуть не успел – перед этим с солдатами всех перемешали, а ополченцев и дружинников отослали подальше, дорогу, мол, проверить. В стольный град говорили нам идти, к королю самому, чтобы Кенгуд самолично решал дело о нашем уходе из ссылки, но при этом почему-то не торопили. Я, конечно, подвох подозревал, да только что поделать мог… Где это вам так ноги попортили?

– В подвале вашей уважаемой инквизиции.

– Вот же Хорек!

– Не понял?

– Да я о Цавусе – святой страж священного ордена карающих. Он здесь церковным трибуналом заправляет – глава имперского воронья. Тощий, лицо будто лимон испачканный, сутулый, вечно молится при пытках.

– Да, он там за главного был.

– Вас уже успели осудить?

– Нет… Точнее, не знаю – не помню, чтобы суд какой-нибудь был. Висел все время на стене.

– Хорек… не имеет он права так ноги калечить без суда королевского.

– Да… что-то такое уже слышал. Но не думаю, что у него серьезные проблемы будут из-за этого.

– Да… с воронами даже король ссориться не осмелится… Здесь, в столице, трогать их рискованно – все ведь на виду. Но зря он так: Кенгуду такое дело очень не понравится, если узнает. А он узнает – в городе ничего не скрыть. Зря Хорек на власть королевскую наплевать осмелился, ему это припомнится еще.