Ив Бонфуа: Невероятное (избранные эссе)

Статья опубликована в сентябре 1963 г. в журнале «Lettres nouvelles» под названием «Отступник Поль Валери» (перепечатывая еe в «Невероятном», Бонфуа изменил название и добавил сноску в конце, уточняющую его отношение к Валери).

Малларме… приравнивал слово к Идее, цветок — к тому, чего «не найти ни в одном реальном букете» — из эссе Малларме «Кризис стиха»: «Я говорю: цветок! и вот из глубин забвенья, куда звуки Моего голоса отсылают силуэты любых конкретных цветков, начинает вырастать нечто иное, чем известные мне цветочные чашечки; словно в музыке, возникает сама чарующая идея цветка, которой не найти ни в одном реальном букете» («Поэзия французского символизма», M, 1993; пер. Н.Мавлевич).

…тому Здесь и тому Теперь, которые Гегель надменно отверг, возвеличивая язык… — это место из гегелевской «Феноменологии духа» упоминается и в эссе «Дело и место поэзии» (см. ниже), а также в докладе «Поэтика Hерваля» (1987).

сочетание чувственного и всеобщего — ср. комментарий В.М.Козового к «Разговору с господином Тестом»: «Именно тирания эмоционального, обязанная его иррациональности, более всего ненавистна Валери… Глубоко личные причины этой позиции… обусловлены… его horror vitac — страхом перед жизнью, который приводит его к определенному «ангелизму»: пытаясь уйти от боли «нечистого» существования, он устремляется к «чистоте» и отстраненности объектного анализа. С этим, по-видимому, связано то обстоятельство, что в поэзии и во всем творчестве Валери совершенно отсутствует «средняя» сфера эмоционально-душевного. Валери — чувственный интеллектуалист или интеллектуальный чувственник. Жизнь аффективную, как таковую, он стремится свести к одному to полюсов» (ук. изд., с. 540–541).

Именно поэтому Нарцисса поражают… — из нескольких стихотворений Валери, посвященных Нарциссу, здесь, видимо, подразумевается наиболее раннее — «Нарцисс говорит».

так уж не проявляется ли в нем хитрость этого «небытия» — здесь и ниже имеется в виду стихотворение Валери «Набросок змея».

он, находясь между мыслью и солнцем, внезапно обнаруживает свою дьявольскую природу — ср. третью строфу стихотворения «Набросок змея»: здесь солнце мешает людям по-настоящему видеть смерть, не дает им понять, что «Вселенная — только изъян в чистом Небытии». Валери смущает то, что поэзия втягивает человека в «нечистую» аффективную сферу (ср. приведенную выше цитату из комментария В.М.Козового).

«торжествовать над его печалью» — цитата из завершающей строфы упомянутого стихотворения Валери.

какое-то «тайное изменение», какой-то «изъян» — («secret changement», «défaut») — цитируются 13 и 14 строфы «Кладбища у моря», где «неподвижному Полдню (или Югу)» — «совершенной главе и безупречному венцу» — в качестве «тайного изменения» противопоставлено «я» лирического субъекта, чьи «раскаянья, сомненья, стесненья» и становятся «изъяном» этого громадного бриллианта». Ср. эти строфы в переводе Б.Лившица:

то возможное, о котором говорит Пиндар — подразумевается эпиграф к «Кладбищу у моря» — начальные стихи III Пифийской оды Пиндара: «Не пытай бессмертия, милая душа, обопри на себя лишь посильное» (пер. М.Л.Гаспарова).

В своем языке, лишенном немого «е»… — о роли немого «е» в разрушении классической французской просодии см. эссе «Дело и место поэзии». По отношению к Рембо и Верлену Валери выступает как реставратор классических форм французского стиха.

Доклад, прочитанный в Коллеже философии; напечатан в марте 1959 г. в журнале «Lettres nouvelles» (nouvelle série, № 1–2).

великое отречение (иначе: великий отказ, grand refus) — цитата из «Божественной комедии» Данте: «Я увидел и узнал тень того,// Кто из малодушия совершил великое отречение» (в переводе М. Лозинского: «…того, кто от великой доли// Отрекся в малодушии своем»). Данте говорит о папе Целестине V, сложившем с себя свой сан.