Александр Козенко - Джон Голсуорси. Жизнь, любовь, искусство

Джон за работой не замечал, как летело время, но для Ады, не любившей деревенской жизни, тянулось медленно. Их деревенское затворничество скрашивали приезды друзей и родственников. В апреле на какое-то время к ним приезжала сестра Джона Лилиан Саутер с сыном Рудо. Это доставило им обоим огромное удовольствие: Лилиан дружила с Адой, а Рудо был любимым племянником Джона. Очень кстати в конце месяца приехал профессор Гилберт Мюррей, у которого роман, над которым работал Голсуорси, вызывал неподдельный интерес. Голсуорси отдавал должное литературному таланту оксфордского профессора античной истории и филологии, уже только познакомившись с его переводом «Вакханок» Еврипида. В свою очередь, Мюррей высоко ценил литературное творчество Голсуорси и социальную значимость его драматургии.

Голсуорси всегда было приятно видеть худощавую фигуру с тонкими чертами лица, в очках. Жидкие волосы с залысинами открывали высокий лоб ученого. «Я привез интересные для тебя новости Джон», – сказал он своим мягким голосом.

– Ваше оригинальное открытое письмо Министру внутренних дел позволило уменьшить одиночные заключения суммарно с 1000 месяцев ежегодно. Периоды одиночного заключения до вашего письма Гладстону были 9, 6 и 3 месяца для различных категорий преступников, но теперь стали меньше.

– Да, дорогой профессор я действительно теперь чувствую себя счастливым. Но нужно будет смотреть, чтобы они не стащили часть сокращенных сроков назад.

– Реформы Черчилля великолепны, их, по моему мнению, следует поддерживать. В речи в Палате общин он отметил то влияние, которое оказала пьеса «Правосудие» на общественное мнение, показав широкой публике те муки, которые преступник переносит в течение долгих месяцев одиночества. Я могу поздравить вас с тем влиянием, какое оказало «Правосудие» на Черчилля.

Голсуорси проводил Мюррея в его комнату, где он мог отдохнуть с дороги и переодеться к обеду. Джон и Ада придерживались принятого обычая в Англии оставлять гостей на несколько часов, предоставленных самим себе. Так можно было избежать нарушения отрегулированного распорядка дня хозяев и утомительной для всех сутолоки. С таким гостем, как Гилберт Мюррей, это было тем более оправдано, что Голсуорси вставал рано и работал преимущественно в утренние часы, а Мюррей был активен с 11 часов до 17 часов дня и просыпался довольно поздно.

Живя в деревне, чета Голсуорси довольствовалась самой простой пищей, и прием гостей не вносил существенных изменений в их обычное меню.

На завтрак им обычно подавали поридж (овсяная каша. – А. К. ), затем яичницу с беконом и тосты с апельсиновым джемом к чаю. На обед, как это было, когда вниз спустился Мюррей, подали ростбиф и йоркширский пудинг. Иногда меню разнообразили такими блюдами, как запеканка из телячьих почек или вареная баранина с клецками, котлетами, бифштексом или рыбой с жареным картофелем.

Хозяева сидели напротив друг друга с двух сторон небольшого прямоугольного обеденного стола. И конечно, разговор зашел о литературе. Джон говорил, что его пьеса «Правосудие», так повлиявшая на принятые изменения в законодательстве, имела в театре Герцога Йоркского грандиозный успех. Галерка требовала выхода автора на сцену, а до этого отказывалась покинуть театр. «А вот критики обвинили меня в излишнем натурализме, они сравнили мою пьесу с фотографией».

– Но, положим, не все критики. Мне запомнилось, – сказал Мюррей, – что критик Уильям Арчер писал: «Предположим, что мистер Голсуорси работает не палитрой и кистями, а фотокамерой. Но если это так, то какая же это замечательная камера. Камера, которая выбирает важное, а незначительное, мелкое оставляет без внимания… Фотокамера, которая абсолютно правдива, которая дает столь верное, четкое, ясное изображение и в то же время – изображение, дышащее страстной любовью к человечеству… Фотокамера, язык которой, лишенный дидактики и декламации, громко протестует против глупости, черствости и лицемерия. Фотокамера, которую легко можно спутать с прожектором, которая производит реакцию, подобную взрыву». Закончив читать, Мюррей передал эту газетную вырезку Голсуорси.

– Да, – сказал Джон, – даже консервативная «Таймс» признала, что, хотя «Правосудие» далеко от канонов классической трагедии, пьесу надо судить «на основе ее собственных достоинств» и что на вопрос, говорит ли она правду, передает ли чувства писателя зрителю, можно ответить лишь утвердительно. Но мне не нравится сравнение моего произведения с фотографией. Она не критика кого-то конкретного судопроизводства, а попытка изображения целой системы.