А. Дроздов - В нашем доме на Старомонетном, на выселках и в поле

Дмитрия Андреевича Тимофеева я знал много лет, сначала по работам и шапочному знакомству на разных научных и околонаучных собраниях. Близко мы познакомились и подружились семьями, когда оказались соседями по дачам. В 1981 году в Черустях, на границе Московской и Владимирской областей мы получили по 10 соток земли. Это была гиблая заболоченная низина, заросшая густым ивняком. Тучи комаров носились над этими просторами в любое время года, в жару комары разбавлялись стаями оводов. Жена Дмитрия Андреевича – Татьяна Михайловна – называла это место «джунглями», а сам Дмитрий Андреевич более романтично – «Простоквашино». Первые годы жили как первопроходцы «дикого Запада» – ни воды, ни газа, ни керосина.

Держались крепкой группой – Тимофеевы, Свиточи, Каплины. Ночевали то в палатке, то в съемной комнате в деревне, то у Павла Алексеевича – первого построившего дом. Все любили друг друга, часто вместе ели, пили, говорили. Дима был очень галантным кавалером, всегда и всем женщинам делал комплименты, каждую уверял, что потрясен ее умом и красотой. Все женщины, независимо от возраста, звали его Димочкой. Путь на «дачи» был и далек, и долог, требовал использования разных видов транспорта – метро, электричка, «кукушка», «кукушонок» и еще немножечко пешком. Истинный полевик, Дмитрий Андреевич не роптал, уставших в конце пути мог поддержать забавными историями, а уж когда достигали дома, то и рюмочкой. Жил на природе с удовольствием, с любовью, с интересом. Не было лучшего знатока окружающего нас мещерского леса, где как синий дым стелилась у ног черника, на бледно-зеленом мху стояли яркие кустики с красными гроздьями брусники и почти весь сезон – грибы. Дима был отменный грибник, любил сам процесс их сбора, ведь это как игра: они прячутся – он ищет.

А каким рыбаком он был! На дачных участках находится противопожарный пруд. По утрам я там делал зарядку. Прибегал рано и обязательно заставал сидящего на берегу Д.А., смолящего сигаретку, в плаще (от комаров) и непременно с уловом плотвички, реже карасей. Мое появление, конечно, не вызывало восторгов – все же купание пугает рыбу, но «добро» на плаванье я всегда получал.

Самое приятное время в «Простоквашино» – вечера. Обычно мы семьями собирались на террасе Павла Алексеевича Каплина. Димина жареная рыбка, мелкая, вместе с косточками и, конечно, внутренностями, была необычайно вкусна, полезна и популярна. Ее съедали в первую очередь. Разговоры, разговоры, обо всем – от науки до спорта. Д.А. после нескольких рюмок уверял, что он потомок Чингиз-Хана, даже просил подтвердить их портретное сходство. Вообще он был прекрасным, интересным рассказчиком, слушать его всегда доставляло удовольствие. Наше совместное житье в Черустях длилось больше 15 лет, и это было очень славное время!

Периодически с Д.А. мы встречались и в Москве. Зимой он обычно читал лекции географам в МГУ. Делал это очень интересно, неформально, в свободной манере обсуждая каждую проблему и рассказывая о великих географах. Причем жизнеописания корифеев географии он сопровождал критическим рассмотрением их трудов и вопросов, оставленных нам. После лекций заходил в лабораторию Новейших отложений, и мы говорили о всякой научной всячине. Последняя лекция была то ли недавно, то ли давно – в 2009 году.

Как жаль, что это так неотвратно: вчера друзья приходили, а завтра уже не придут.

С Дмитрием Андреевичем Тимофеевым до 1978 г. я был знаком только по его работам. У меня уже было мнение, что есть такой очень крупный ученый. А наше личное знакомство состоялось в том же 1978 г. в Казани, на пленуме Геоморфологической комиссии. Но пока только знакомство…

В 1983 г. не стало Н. И. Маккавеева – он был членом редколлегии журнала «Геоморфология» со времени его основания. И вскоре (буквально через три-четыре месяца) мне позвонила Людмила Евгеньевна Сетунская, бывшая тогда ученым секретарем журнала, и от имени Д.А. пригласила войти в состав редколлегии, сказав, что Д. А. Тимофеев считает, что я мог бы курировать вопросы флювиальной геоморфологии, и что он настоятельно просит принять это предложение. А ведь это практически совпало с моим переходом на основную работу на кафедру гидрологии суши, т. е. с юридическим уходом из геоморфологии.

С тех пор началось уже регулярное общение с Дмитрием Андреевичем. Помимо заседаний редколлегии, это были встречи на пленумах Геоморфологической комиссии – снова в Казани, Санкт-Петербурге, Киеве…, на диссертационных советах. Общаясь с ним, слушая его замечания на заседаниях редколлегии, собственные его предложения по тематике журнала, читая его публикации в «Геоморфологии» – я понял, Дмитрий Андреевич – настоящий лидер отечественной геоморфологии, ученый-теоретик, во многом определяющий лицо современной науки.