Ксения Каспари: Столкновение. Откровенная история Виталия Калоева

Позже Виталия перевели на садово-огородные участки. В колонии выращивали на продажу овощи, фрукты, арбузы, бобовые и цветы. Калоеву нравилось проводить весь день на свежем воздухе, но проработать так он смог всего четыре месяца, пока вольнонаемные рабочие не решили сгрузить на заключенных уборку общих помещений. Виталий отказался наотрез и получил десять дней карцера за нарушение режима, а когда вышел, написал жалобу в прокуратуру и российское посольство.

Тюремное начальство в итоге признало, что заключенного не должны принуждать к дополнительному труду, но место работы пришлось сменить. Калоева определили в индустриальный цех, где собирали сушки для белья. Зарплату заключенным начисляли ежемесячно. Большую часть переводили на личный счет, на руки выдавали по 250 франков за минусом расходов на туалетные принадлежности и телефонные звонки. Остальное можно было потратить в тюремном продуктовом магазине. Его ассортимент почти не отличался от обычных супермаркетов на свободе.

Калоев решил, что это какая-то ошибка: те, кто хотел наказать серийных убийц, насильников и педофилов, перепутали ад с раем.

Виталия это поразило почти так же, как прогулочная зона для пожизненных заключенных. Попав туда впервые, Калоев решил, что это какая-то ошибка: те, кто хотел наказать серийных убийц, насильников и педофилов, перепутали ад с раем. Для них разбили целый сад: цветы, кустарники и даже пруд с рыбами, черепахами и утками, которых заключенные кормили с рук. Разглядел Виталий и быт «пожизненных» в камерах: спортивные тренажеры, плазмы со стереосистемами, мощные компьютеры и музыкальные центры. Здесь было все, чтобы скрасить долгие годы в изоляции.

– И это они считают наказанием?! Это же просто курорт какой-то! – делился Виталий своими наблюдениями с Олегом – почти земляком из Кисловодска.

Это был единственный здесь человек, с которым Калоев общался хотя бы изредка. И не только потому, что лишь он говорил по-русски. Статья, по которой он был осужден, не настолько тяжелая, чтобы не подать руки, – вооруженный разбой. Напал с ножом, отобрал деньги, но никого не убил и не ранил. «Молодой еще, просто дурной», – говорил о нем Виталий.

– Да, на нашей зоне они бы, наверно, не выжили, – заметил Олег.

– А я вот думаю, посадили бы Нильсена и отдыхал бы он тут…

Первый год, пока дело не передали в суд, Виталий сидел на строгом режиме. Условия куда более спартанские, чем у «пожизненных», но в сравнении с психиатрической лечебницей Виталию здесь нравилось больше уже хотя бы потому, что в камере не было систем видеослежения. Ну и как бонус – своя раковина, унитаз и курить разрешали прямо в «хате».

После суда, когда Виталия перевели на общий режим в соседнее здание, к этим удобствам добавился еще телевизор в камере и возможность самостоятельно выходить на прогулки во внутренний двор. В шесть утра подъем, охрана открывала двери камер, но вставать при этом никого не заставляли. Завтрак с 7:30, и ходить на него также не обязательно. На работу к 9:00.

Заключенные в швейцарской тюрьме объединялись по национальному признаку. Среди «русских», как называли выходцев из стран бывшего СССР, Виталия негласно признали старшим.

«Паханов» и «положенцев» на зоне не было, заключенные объединялись по национальному признаку. Среди «русских», как называли выходцев из стран бывшего СССР, Виталия негласно признали старшим. Кроме уже знакомого Олега из Кисловодска, здесь отбывали наказание несколько украинцев, грузин, молдаванин и даже один русскоязычный нигериец, женатый на хохлушке.

Время в компании соотечественников Виталий проводил нечасто. Он по-прежнему предпочитал одиночество. В выходные и по ночам разгадывал японские графические кроссворды. Спал по два-три часа. К нему снова вернулся сон о Диане, и он старался занимать себя, чтобы не сойти с ума. На большой цветной кроссворд с газетный разворот уходило примерно три ночи.

Когда головоломки приедались, переводил письма. Первый мешок ему отдали сразу после окончания следствия. До тех пор, пока дело не ушло в суд, любая корреспонденция была под запретом. Сотни писем – ему писали со всей России и стран бывшего Союза, из Германии, Канады, Австралии и даже Швейцарии. Швейцарцы извинялись за свою страну.

За первую неделю после перевода на общий режим к Виталию с визитами вежливости наведались представители почти всех тюремных группировок. Здесь, кажется, были представлены все народы мира: китайцы, японцы, филиппинцы, французы, мексиканцы, албанцы, поляки, турки и курды. Калоева знали все по шумихе в прессе. Албанцы в знак уважения предложили траву («спасибо, но я никогда ее не курил, а начинать уже поздно») и возможность воспользоваться нелегальным мобильным (Виталий пару раз пересылал в MMS свои фотографии родственникам), а работавший поваром турок регулярно посылал Калоеву пиццу и гамбургеры. Виталий раздавал угощения другим заключенным. Он не позволял себе то, что любили его дети. Ел вообще очень мало. Ему было противно принимать еду от швейцарцев. Питался в основном за свой счет, тем, что покупал в магазине, и похудел в итоге на 20 с лишним килограммов.