Екатерина Глаголева: Рокфеллеры

Утром, облачившись в рубашку с высоким воротничком, тёмный деловой костюм и белый галстук, он ровно в восемь выходил из пансиона и начинал обходить кливлендские фирмы строго по списку, который составил сам. Железнодорожные компании, банки, предприятия оптовой торговли — его интересовали только крупные, солидные заведения, а не мелочные лавки или конторы, занимающие две комнаты. Джон исходил вдоль и поперёк оживлённый район Флэте, где река Кайахога виляла между лесопилками, литейными мастерскими, складами и верфями, а затем впадала в озеро Эри, по которому сновали пароходы и рыбацкие лодки. Заходя в офис очередной фирмы, он просил аудиенции у директора; его направляли к заместителю, и соискатель сразу переходил к делу: «Я разбираюсь в бухгалтерии и хотел бы получить работу». Ему вежливо отказывали, и он шёл дальше. Домой возвращался уже вечером, еле волоча натруженные ноги. И так шесть дней в неделю, шесть недель подряд. Поиски работы превратились для него в работу на полную ставку. В кармане лежало письмо отца, в котором тот предлагал Джону, если он не сможет подыскать себе место, вернуться в деревню, — оно придавало ему сил для продолжения поисков. Лора Спелман, приятно удивлённая его упорством, поддерживала его морально. Она тоже поступила на коммерческие курсы, и ей нравилось, что Джон такой целеустремлённый и амбициозный. Он хороший, честный человек, и если бы ещё обеспечил себе регулярный доход и финансовую независимость, тогда... тогда...

Улицы Кливленда по большей части были немощёные, система канализации отсутствовала, но город бурно развивался, и его население, составлявшее тогда 30 тысяч человек, увеличивалось за счёт эмигрантов из Германии и Англии, а также переселенцев с восточного побережья. Это был крупный транспортный узел с портом и железнодорожным терминалом: сюда свозили уголь из Пенсильвании и Западной Виргинии, железную руду с озера Верхнего, соль из Мичигана, зерно из нескольких штатов. Всё это надо было учитывать и перераспределять, но ни одна фирма не желала нанимать в бухгалтеры шестнадцатилетнего мальчишку.

Дойдя до конца своего списка, Джон начал сначала. В некоторых фирмах он побывал два или три раза. Утром 26 сентября он вновь толкнул дверь конторы «Хьюитт и Татл» на Мервин-стрит (оптовая торговля на комиссионных началах). Его принял младший партнёр Генри Татл, которому требовался помощник бухгалтера. Он попросил соискателя снова зайти после обеда. «Непременно», — пообещал Рокфеллер, неспешной походкой вышел из кабинета, спустился по лестнице, завернул за угол — и помчался по улице вприпрыжку, готовый вопить от радости. Правда, в сердце стучалась тревога: «А что, если я не получу работу?» Еле дождавшись конца обеда, он вернулся в контору и прошёл собеседование у старшего партнёра, Айзека Хьюитта. Хьюитт владел обширной недвижимостью в Кливленде и был основателем Кливлендской железорудной компании — солидный бизнесмен. Посмотрев, какой у мальчика почерк, он заключил: «Мы дадим тебе шанс» — и велел ему тотчас приступать к работе.

Двадцать шестое сентября Джон назвал «Днём работы» (он будет праздновать его каждый год с ббльшим воодушевлением, чем день рождения, потому что именно с этой даты для него началась настоящая жизнь). Вечером первого рабочего дня Рокфеллер зашёл к дьякону Скеду, чтобы поделиться своей радостью. Встреча закончилась странно: когда Джон собрался уходить, Скед сказал, что любит его, но ему всегда больше нравился его брат Уильям. Почему он так сказал?.. Джон был озадачен.

Хьюитт ни словом не упомянул о жалованье. Джон тоже не заикался о нём целых три месяца, хотя купил за десять центов красную книжечку («журнал А») и заносил туда все свои доходы и расходы. Его день начинался на рассвете, в половине седьмого, при тусклом свете масляных ламп. Отрываясь от гроссбухов, юный клерк бросал взгляд в окно — на верфи суетились люди, по каналу проплывали баржи — и снова окунался в цифры. Он упивался своей работой, и ему нравилось, что здесь придерживаются системы и всё чётко организовано с применением новейших технических средств, включая телеграф. Обед он приносил с собой, а иногда возвращался на работу и после ужина. Опасаясь, что столь ревностное отношение навлечёт на него неприязнь других сотрудников или, что ещё хуже, какие-нибудь подозрения, он дал себе слово, что 30 дней не будет засиживаться в конторе позже десяти часов вечера.

Рокфеллеру поручили оплату счетов, и он подошёл к делу с небывалым усердием, словно платил из собственного кармана. Он дотошно проверял каждый счёт, выискивая малейшие ошибки, и был поражён, когда босс передал служащему длинный непроверенный счёт от сантехника, коротко велев: «Оплатите», ведь он только что уличил эту фирму в недобросовестности: в другом счёте она завысила стоимость своих услуг на несколько центов! Удивительная беспечность! «Помню, был у нас один капитан, который вечно выставлял рекламации за повреждение груза, и я решил провести расследование, — будет рассказывать Джон Д. много лет спустя. — Я изучил все счета, накладные и прочие документы и выяснил, что этот капитан выставлял совершенно необоснованные претензии. Больше он этого не делал». Кроме того, Рокфеллер объезжал владения Хьюитта и взимал долги с арендаторов. Никто не ожидал, что этот паренёк проявит бульдожью хватку. Его могли улещать, совестить, стращать — он невозмутимо сидел в своих дрожках, учтивый, бледный, терпеливый, точно сотрудник похоронного бюро, и ждал, пока должник выдохнется и сдастся.