Коллектив авторов Биографии и мемуары - Ковалиная книга. Вспоминая Юрия Коваля [второе издание, исправленное и дополненное]

Я как Божий дар приняла Юрину дружбу. Бог дал, Бог и взял — я привыкла к сиротству. Но почему все-таки они уходят так рано? На кого они нас оставляют?

11 октября

Я здесь… почти не пью. «Суера» поставил на правильное место. Кончил эйфорию и слезы насчет окончания романа Твердо исполняю последнюю главу, вижу впереди много прекрасного…

20 октября

Сейчас я каждое утро пишу, чего со мной отродясь не бывало… С деньгами сильно улучшилось. Я вдруг стал государственным стипендиатом. Думаю, что это усилия Битова. Пишу я сейчас, Жень, сказочки для маленьких. После Суера это особенно забавно. Идут не так уж легко, но и без дикого напряга. Книжка будет называться «Тигренок на подсолнухе»…

Был на выставке Б. Мессерера в Академии художеств. Он очень хорошо меня принял. Была и Б. А. (Белла Ахмадулина., которая, как известно, поддерживает меня… Очень-очень ласково оба они относятся ко мне, а выпивать я не стал. Выставка Мессерера меня потрясла. Этот странный человек — не совсем человек — это зрительный нерв.

4 ноября

Извини меня за красные чернила, остальной цвет отчего-то иссяк Смело пользуюсь красным, тем более что приближается 7-е ноября. ВОСР*. Это я так еще в институте баловался и на уроках по истории КПСС говорил: «А потом начался ВОСР» (Великая октябрьская социалистическая революция).

5 ноября

В мастерской вроде бы затопили, но холод собачий. Буду работать, но как-то не сегодня.

А сегодня в Москве полный обвал с бензином. Нигде нет. У меня-то в баке еще осталось.

9 ноября

Вечер. Алешка смотрит мультики, а я тихо-тихо-тихо-тихо-тихо-тихо-тихо живу…

Какая особенная в этом году осень. Клянусь, я никогда в жизни такой осени не испытывал. В Москве тихо и прекрасно, особенно на бульварах. Одиноко и солнечно, одиноко и тихо.

Ничего совершенно не зарабатываю, но как-то все в порядке, откуда-то что-то берется. Книг совершенно не осталось. Сегодня в мастерской вылепил рамку для эмали (Ялтинский пейзаж). Рисуночки делаю маленькие… Возможно, эти рисунки превратятся в эмали и картины. (Думаю пока.) А про Зеленую Лошадь начал писать сказку, пока не знаю, что из этого получится… Странная закономерность, Женя, когда я пишу прозу (сейчас это «Зеленая Лошадь» («Сказка про Зеленую Лошадь» вышла в издательстве «Малыш» в 1996 году.)), мне трудней писать письмо. Видно, проза здорово высасывает и, главное, я там всегда в тупике, из которого ищу выход.

15 ноября

Расскажу тебе вот что. Возможно, ты помнишь, что заказы про Гену с рентгеном и Ивана Грозного заказал мне Белов для своих лубков. Его гравюра — мой текст. Он отгравировал Ивана Грозного, Гену, Басова и Зою, Сергея и Никанора и еще несколько гравюр-лубков с моим текстом… Сегодня он разбирал свои лубки и показал мне один подготовительный рисунок, на котором везут Емельяна Пугачева на грузовике, которым правят какие-то солдаты. Я этот рисунок помнил. Витька сказал:

— Вот сделал я рисунок, а смысл его и сам не понимаю. Потом мы с ним (с Беловым) ужасно возвращались из мастерской.

В Москве — пурга, метель. Жуткие пробки. На Садовой — смертосветопреставление. Но все-таки я вырвался, высадил Белова на Сретенке, и, как только он вылез, я стал осмысливать этот лубок про Емелю Пугачева. И неожиданно решил задачу так:

Не успел доехать я до дома, как решил вдруг и второй беловский лубок. Это старая литературная задача. Первые две строчки я написал 20 лет назад или 25, не помню. Они были написаны так гениально, что я не мог продолжить. Такое с нами уже случалось.

На лубке изображен человек — парашютист. Этот человек приземляется неожиданно в селе Ферапонтово и прямо — в Бородаевское озеро. Два алкоголика в резиновых вышеколенных сапогах наблюдают за этой картиной. Вот тогда Белов и сказал мне 25–30 лет назад: «Напиши стихи». И я написал:

И не мог продолжить. Но вот сегодня:

3 декабря

Был я на собрании Пен-клуба. Собрание мне не понравилось. К сожалению, я все понял, только когда оно кончилось. Я не из этой компании и вообще из другого теста. Видел я там многих, но расцеловался только с Разгоном и Искандером. И снова я благодарил Бога за то, что Он так разумно отстраняет меня, не дает возможности слиться с ними и смешаться. Я так и сидел один, в стороне. Некто хотел рекомендовать меня в какую-то комиссию, на что я живо воскликнул: