Коллектив авторов - Михаил Задорнов. Аплодируем стоя [litres]

Зато я помню первый концерт с участием Миши. Это было в том же году. Он читал свой монолог «Письмо студента домой». И ещё у него был монолог, который читал Петросян. А вёл этот вечер Аркадий Арканов. И когда Арканов объявил Задорнова, поскольку публика его абсолютно не знала, встретили вежливыми аплодисментами. Но когда он начал читать эти монологи, публика очень смеялась. А мне и надо было это проверить, я ещё не давала на радио его номер, сначала хотела посмотреть реакцию. И публика потом так аплодировала, что Арканову пришлось Задорнова вызвать ещё раз. Публика продолжала аплодировать. А у Задорнова кроме этих двух номеров пока ничего не было. Но Миша с присущим ему нахальством вышел читать того же «Студента» второй раз. И к моему удивлению, публика смеялась точно так же, если не сильнее, чем в первый раз. Вот так, на моих глазах был один из его первых концертов, когда он читал именно юмористические номера на публике. И конечно, этот экзамен прошёл у него на пять с плюсом.

Потом прошло несколько лет. Его уже знали, но «Девятого вагона» ещё не было. Мы стояли с ним перед Театром эстрады, у меня до этого там была какая-то съёмка. И он мне с гордостью показывает первую свою афишу с портретом. Я рассматриваю, что-то говорю… А рядом стоял мужик, который продавал календари с артистами. Он подходит к нам и говорит Мишке: «Слушай, парень, мне надо отойти. Постой с моими календарями. У тебя там непонятно кто, а у меня Хазанов, Лещенко…» Видели бы вы глаза Миши Задорнова! В результате мы с ним стояли продавцами, но так ничего и не продали.

Кто бы знал, что пройдёт всего ничего, и Задорнова узнает вся страна.

Я всегда, когда встречалась с новыми авторами, делала себе какие-то пометки в дневник. Первое впечатление – оно в общем-то одно из самых точных. И вот сейчас я посмотрела Мишины книги, его воспоминания и нашла то, о чём я писала себе в дневнике. Я тогда написала, что он у меня не ассоциируется с современным человеком. Он мне больше казался кем-то там из мушкетёров, героем Майн Рида, Фенимора Купера… И вдруг я у него прочитала, что в детстве они играли в мушкетёров и его звали Атосом.

На многих концертах задавали вопрос: «Задорнов – это настоящая фамилия или псевдоним?» И я, чтобы отвязаться, всегда на этот вопрос отвечала просто: «Задорнов – это диагноз».

Первый раз я услышала этот вопрос, когда мы с Задорновым зашли в кафе, а там, в одном из залов была съёмка. Это примерно 1991 год. И история про фамилию Райтер, которую он потом рассказывал, произошла именно там на моих глазах. Так что могу подтвердить, что Задорнов здесь ничего не выдумывал. Но самое смешное, что, когда зрители задавали вопрос насчёт псевдонима, они всё равно почему-то всегда подозревали Михаила Задорнова в том, что он еврей.

Я как-то брала очередное интервью у Задорнова для «Аншлага», и он тогда сказал такую фразу: «Всё время пытаюсь перейти от Чехонте к Чехову, прости за нескромное сравнение. Но меня всё время отбрасывает к Чехонте». Вот это очень точно! Удалось ли ему перейти к Чехову, судить не могу, но Чехонте он был, конечно, классный.

Как я всегда говорила и говорю, Задорнов создал свой собственный жанр по имени Михаил Задорнов. У него были, есть и будут последователи, которые также старались выйти на сцену, начинали говорить что-то про нашу жизнь, какие-то шуточки вставлять. Но дело в том, что Задорнов-то не говорил это ради смеха. Там всегда было ещё то, что называется мыслью. Надо было сидеть и слушать. Кто-то просто смеялся, а большинство смеялись и при этом думали и понимали, что говорит Задорнов именно о том, что нас всех волнует. Вот это у нынешних последователей несильно получается.

На многих концертах задавали вопрос: «Задорнов – это настоящая фамилия или псевдоним?» И я, чтобы отвязаться, всегда на этот вопрос отвечала просто: «Задорнов – это диагноз»

Я лежала в Москве в госпитале Бурденко после автомобильной аварии, это был 2007 год. Миша ко мне приходил раза три. А он очень любил проверять свои произведения на своих же друзьях. Меня только перевели из реанимации в палату, и я ещё не сильно, честно говоря, соображала и долго слушать мне было тяжело. А он мне читал что-то про русские слова. На слух это воспринимать, да ещё с ударенной головой, как я говорю, было довольно трудно. Остановить же его невозможно. При этом нужно было, конечно, сопереживать, он же не любил, чтобы просто так слушали. Значит, надо было встревать и что-то говорить. Ну, в принципе, я умею, даже не слушая, говорить какие-то слова, которые попадают в точку.