Леонид Млечин: Вожди СССР

— Черт возьми, закоченела, дайте водки.

Летчики предложили виски.

— Ну уж нет, если Горбачева принимали, то выпьем водки! — отрезала премьер-министр.

И решительно опрокинула стопку — одним махом, по-русски.

Столь же необычная для профессионального политика человеческая нотка, свидетельствующая об особом отношении к Горбачеву, прорвалась у Маргарет Тэтчер 19 августа 1991 года, в первый день путча, когда в сообщении ГКЧП прозвучало, что Горбачев не способен исполнять свои обязанности по состоянию здоровья. Она позвонила советскому послу в Лондоне Леониду Митрофановичу Замятину:

— Нам с вами надо садиться в самолет, брать врачей, лететь в Москву. Горбачев болен! Ему нужна помощь.

Из всех политиков, озабоченно изучавших в тот день поступавшую из Москвы обескураживающую информацию, одна Тэтчер искренне была обеспокоена не политическим положением президента Горбачева, а его здоровьем. Как это не похоже на «железную леди».

Внешняя канва их взаимоотношений известна. Тэтчер открыла Горбачева для Запада. Сразу поверила в его искренность, поддержала перестройку и вообще создала некую особую ауру вокруг него. Помогла ему установить отношения с прислушивавшимся к ней президентом Соединенных Штатов Рональдом Рейганом, когда двое мужчин не знали, как заговорить друг с другом.

Почему Тэтчер так заботилась о Горбачеве? И почему он так любил беседовать с ней? Чисто политический расчет? Они спорили жестко и непримиримо, но друг на друга не обижались. Охотно советовались, но на излишние уступки не шли. И все же, когда Горбачев и Тэтчер встречались, между ними явно пробегала какая-то искра. Это не укрылось от чужих глаз и породило массу слухов и предположений.

— Я обнаружила, что он мне нравится, — признавалась Тэтчер.

В любом случае, у них было немного возможностей проявить свои искренние чувства. Так называемые встречи с глазу на глаз все равно происходили в присутствии переводчиков, дословно записывались и потом тщательно изучались. Да и они оба вели жизнь, которую можно считать образцом супружеской верности. Но одновременно они — люди, сжигаемые страстью.

Правда, это страсть другого толка — страсть к власти и к переменам. Вот в этом они были близки! Они люди сходного темперамента. И, окидывая внимательным взглядом окружающих в поисках равных себе, они приметили друг друга. В те годы они на голову, а то и на две возвышались над всеми остальными политиками.

При всей колоссальной разнице в происхождении Горбачев и Тэтчер очень похожи. Они начинали свою политическую карьеру под аплодисменты и закончили почти под проклятия. Они почитаемы за границей и не любимы дома. Но они оставили след в истории.

А в частной жизни у Тэтчер был один мужчина. И одна женщина у Горбачева.

— Он — моя жизнь, — говорила Раиса Максимовна о муже.

— Она мне предана, а я — ей, — словно отвечал Михаил Сергеевич. — И лучше всего нам всегда было вдвоем.

В Лондоне Маргарет Тэтчер подарила жене Горбачева первое издание знаменитого романа Уильяма Теккерея «Ярмарка тщеславия». Это ироническая и разоблачительная история нравов — и не только британских. Когда Раиса Максимовна перечитывала Теккерея, ей не могло не броситься в глаза, какой горькой фразой заканчивается роман: «Кто из нас счастлив в этом мире?»

Отчего же на родине Михаилу Сергеевичу достались в основном проклятия? Как ни печально это звучит, но самые выдающиеся политики XX столетия были безжалостно выброшены из политической жизни, едва выяснилось, что общество в них больше не нуждается. Это судьба Уинстона Черчилля и Шарля де Голля, Маргарет Тэтчер и Михаила Горбачева.

На одном из пленумов ЦК Горбачев обратился к сидящим в зале:

— А что, наверное, вы все думаете, не пора ли наконец генсеку проявить характер?

И стукнул кулаком по столу. Зал обрадованно зааплодировал. Ведь перестройка стала праздником избавления от надоевшей и опротивевшей всем власти. Самодовольные начальники, которых никто не выбирал, которые сами себя назначали на высокие должности, обнаружили, что их ненавидят и презирают. И хотели вернуться назад, когда их боялись, шапку перед ними ломали.

— Вот, оказывается, чего вы хотите, — разочарованно произнес Горбачев. — Только в кулак и верите.

В конце ноября 1988 года на пленуме ЦК первый секретарь правления Союза писателей СССР Владимир Васильевич Карпов, известный больше военными, нежели литературными подвигами, подошел к председателю КГБ Крючкову: