Лидия Яновская: Записки о Михаиле Булгакове

Думаю, что еще можно найти и вернуть. Хотя с каждым днем промедления может оказаться, что время упущено.

А поскольку держать и в дальнейшем в тайне от читателей подлинное состояние вещей недопустимо, прошу все-таки опубликовать мое письмо от 22 июля с.г. Не сомневаюсь, что признание «Литературной газетой» своей ошибки будет способствовать авторитету у читателей, а никак не наоборот.

С уважением

Лидия Яновская

31 октября 1988 г.

Уважаемый Николай Николаевич! Прошу принять меня.

Желательно во второй половине января 1990 г., так как в это время я предполагаю быть в Москве.

Я исследователь творчества Михаила Булгакова. С 1962 г. знаю его архив; работала с этим архивом дома у Е. С. Булгаковой; способствовала ее решению передать архив государству — в Отдел рукописей Библиотеки имени Ленина.

Летом 1987 г., впервые после многолетнего перерыва получив доступ к фонду Булгакова в ОР ГБЛ, я обнаружила в этом фонде чудовищные недостачи. Часть рукописей и других материалов расхищена. Полагаю, что часть рукописей уничтожена. Денежная стоимость булгаковского архива — многомиллионна, стоимость пропавших бумаг — соответственна.

Все мои попытки привлечь внимание к несчастью — обращения к руководству ОР ГБЛ, в Союз писателей СССР, в печать и в Прокуратуру СССР — ни к чему не привели. Безобразнейшие заявления «Литературной газеты» о том, что рукописи, с одной стороны, находятся «на месте», а с другой стороны — «на месте» не находятся, поскольку якобы подарены покойной Е. С. Булгаковой (после смерти, надо думать?) малознакомой ей американской исследовательнице Э. Проффер, — фантазия самого дурного тона. «На месте» драгоценных рукописей нет. С Э. Проффер я специально встретилась: у нее нет исчезнувших рукописей (она говорит правду); Е. С. Булгакова их ей не дарила, не показывала и не могла ни подарить, ни показать, ибо в момент знакомства Е. С. Булгаковой с Э. Проффер эти рукописи уже находились в ОР ГБЛ.

Я считаю, что Министерство культуры СССР должно занять свою позицию в этой трагедии. Два с половиной года потеряны. Но и сейчас опытные криминалисты могли бы произвести расследование (пропажи документируются!), установить преступников, попытаться вернуть хотя бы часть похищенного.

Нельзя же «обожать» писателя и так обращаться с произведениями его!

Лидия Яновская 3 декабря 1989 г.

Вопросы.

1. В каком состоянии в настоящее время находится булгаковедение? 2. Решены ли в критической литературе самые неотложные вопросы или в булгаковедении все еще имеются значительные лакуны?

Ответы.

1. В посмертной судьбе Михаила Булгакова за последние три десятилетия произошли два огромных события.

Во-первых, в течение тридцати трех лет (считая с выхода «Жизни господина де Мольера» в апреле 1962 года) опубликованы практически все его произведения — романы, драмы, комедии, рассказы, очерки, фельетоны, сохранившиеся письма. Елене Сергеевне Булгаковой, вдове писателя, все-таки удалось сдвинуть этот камень, и начался камнепад — лавина, которую уже ничто не могло остановить.

Булгаковеды хотели бы видеть здесь свою заслугу, но они ошибаются: Михаил Булгаков выходил из небытия сам.

Во-вторых, начиная с того дня, когда в запоздавшем январском номере журнала «Москва» за 1967 год был наконец допечатан изуродованный купюрами, но тем не менее живой роман «Мастер и Маргарита», не прекращается удивительное явление: процесс стихийного и глубокого, по крайней мере у русской читающей публики, осмысления романа.

Чувство неожиданности, вызвавшее в конце 60-х годов восторг у одних и неприятие другими, прошло. Выросло поколение читателей, для которых роман «Мастер и Маргарита» существовал всегда. Теперь, читая, в него входят спокойно, как спокойно входят в воду дети, выросшие у моря.

За последние двадцать восемь лет в глазах читателей роман стал интересней, доступней, значительней. Экранизации и инсценировки кажутся плоскими: роман непосредственно говорит своим читателям больше, чем в пересказе постановщиков.

Когда-то, в незапамятные времена, я вопросительно сказала Елене Сергеевне: «Булгаков будет классиком». Она ответила гордо: «Он давно классик!» Но тогда этого никто, кроме нее, не знал. Теперь, по крайней мере в русской литературе, он действительно классик.