Г. Штоль: Шлиман. "Мечта о Трое"

— Ты устала?

— Очень.

— Неужели? А я ни капельки. Не понимаю: ведь тебе целый день нечего делать.

— Ты на самом деле так думаешь, Эрнст? Ты, очевидно, не заметил, что я каждый день встаю и пять, а после обеда никогда не имею времени прилечь, как ты, на часок? Не знаешь ты, видно, и того, что я в лучшем случае могу выкроить иногда в воскресенье полчаса и сесть за фортепьяно. И ты не видишь, что книги, взятые из библиотеки, с июня лежат непрочитанные. Ах. Эрнст...

— Ради бога, Луизхен, не пускайся сразу в слезы. — Он недовольно ерзает на своем месте. — Ты права, я всего этого никогда не замечал. Я всегда думал, что ты живешь, как у Христа за пазухой. Ладно, пойдем-ка спать. Свечи уже второй раз догорели.

Он с силой задувает свечи, сначала те, что горят наверху елки. Тут вдруг он слышит чей-то тяжелый вздох.

— А это еще что? Фу, черт бы тебя побрал! Представь себе, Луиза, мальчишка сидит за елкой и читает! Ну, вылезай-ка, маленький грешник!

Растрепанный, с красным лицом, Генрих пролезает под елкой. Почувствовав по тону отца, что взбучки не будет, смущенно улыбается. Мать берет его голову в свои узкие холодные руки и целует.

— Ты мне ведь еще ничего не сказал, понравился ли тебе новый костюм.

— Какой костюм, мама?

Она опускает руки и смотрит на мужа.

— Что ты на это скажешь, Эрнст? Разве ты, мой мальчик, вообще еще не взглянул на свои подарки?

Он только кивает в ответ и тут же говорит:

— Посмотри-ка, папа, на эту картинку! — И, показывая ее отцу, объясняет матери: — Это Троя. Она горит, потому что греки ее захватили. Они перебилн всех — и старого царя Приама и маленького Астинакта, а женщин увели в рабство. Только Энея они не захватили. Вот здесь он как раз и выходит из Скейских ворот. На плечах у него старый отец, Анхис, а за руку он ведет своего маленького Аскания. Помнишь, Папа однажды рассказывал? Но в одном, папа, ты ошибся. Ты говорил, будто греки так разрушили Трою, что от нее не осталось камня на камне. Это не так. Доктор Еррер, наверное, еще видел Трою. Иначе как бы он мог ее здесь изобразить!

Отец смеется и говорит:

— Это, сын мой, вымышленная картинка. Так представляет себе Трою художник, основываясь только на собственной фантазии. Здесь ведь нарисован и Эней, а ты, надеюсь, не станешь утверждать, что и его он видел, не правда ли? Вот точно так он представил себе и Трою.

Мальчик на мгновение задумывается.

— А правда, что Троя имела на самом деле такие толстые стены и такие огромные башни, как на картинке?

— Вполне возможно.

— Но ведь если, — тоном победителя продолжает восьмилетний мальчик, — когда-то были такие стены, то они не могли полностью исчезнуть. Да ведь и греки сразу после пожара уехали домой. Потом руины осели так же, как осела старая могильная плита в церкви у клироса или башня Хеннинга Браденкнрла.

— Конечно, мой мальчик, но плите лет сто, а башне лет триста, Троя же была разрушена три тысячи лет тому назад, если не раньше, точно теперь определить нельзя. Поверь, Генрих, от нее ничего не осталось, и руин Трои теперь не увидишь.

— Возможно, но стены там остались, просто они завалены обломками камней, пылью и землей. Знаешь что, папа... говорит мальчик и выпрямляется по весь рост, внезапно приняв решение. Он так крепко сжимает книгу Еррера, что суставы его пальцев побелели. — Когда я вырасту, я раскопаю Трою!

Отец оглушительно смеется, он держится за живот руками, потом вытирает слезы.

— Ты, ты совсем... — «Совсем с ума сошел», — хочет он сказать, но его веселость исчезает так же внезапно, как и появилась; он видит гордую позу сына и замечает упрямый блеск его глаз. — Хорошо, Генрих, — говорит он совсем тихо, — раскопай Трою. Это благородная цель жизни!

— Но прежде отправляйся-ка спать, дитя мое, — говорит мать, — а книгу оставь лучше здесь, иначе ты будешь читать всю ночь и испортишь зрение.

— Нет, мама, обещаю тебе: сегодня я больше не буду читать. Разреши мне взять ее с собой. Я хочу, чтоб она была рядом, когда я проснусь.

— Ну, хорошо, Генрих. Спокойной ночи!

— Спокойной ночи! Большое спасибо за книгу. И за костюм тоже.

Хорошо началась зима, и хорошо идет год. Быстрее, чем предполагалось, начинаются уроки танцев: в Царене у Майнке как раз вовремя объявился старик танцмейстер, дальний их родственник, потерявший в Нойштрелице работу. Если уж приходится из сострадания кормить его, то пусть и он хоть как-нибудь оправдывает свой хлеб!

Зал полон весело щебечущими ребятами. Под строгими взглядами матерей они учатся танцам и изящным манерам.