Глава 2
Потомок любителя столового серебра
Сулла появился на свет в 138 году, [108] Здесь и далее все даты, кроме оговоренных случаев, — до н. э.
в консульство Публия Корнелия Сципиона Назики Серапиона и Децима Юния Брута. Первый остался в истории как организатор расправы с Тиберием Гракхом, а второй руководил боевыми действиями в бою со сторонниками Гая в 121 году (Орозий. V. 12. 7; Ампелий. 19.4; 26.2). Тогда же, в год рождения будущего диктатора, он во главе своих легионов разгромил непокорных лузитан и дошел до самой Атлантики. Как писал через три столетия Луций Флор, «с победой дойдя до побережья Океана, [Децим Брут] с ужасом и священным трепетом увидел солнце, закатывающееся в море, огонь его, погруженный в воды, и только тогда повернул боевые знамена» (П. 17. 12).
О детстве Суллы почти ничего не известно. Но, зная римские обычаи, мы можем кое-что домыслить с большой степенью вероятности. О появлении потомства соседей оповещали венками, вывешенными на дверях. Отец, если он признавал новорожденного своим законным отпрыском, брал малыша на руки. Затем младенца купали, заворачивали в пеленки и укладывали в колыбель. Мальчика на девятый день трижды обносили вокруг очага и давали ему имя; Суллу нарекли в честь отца Луцием. На шею его должны были повесить детский амулет — буллу, в почтенных семьях золотой, а в более скромных — из менее дорогих металлов или из кожи. В этот день, именовавшийся dies lustricus, устраивался семейный праздник — собирались близкие, для очищения матери и ребенка приносилась жертва Юноне и божествам детства, после чего, конечно, следовало угощение.
По римским поверьям, о младенце заботилось множество божеств. Так, богом первого крика считался Ватикан, первое слово внушал Фабулин, Кунина стерегла колыбельку, Оссипага укрепляла кости, Эдуса и Потина учили его есть и пить. [109] Борухович В. Г. Квинт Гораций Флакк. Поэзия и время. Саратов, 1993. С. 146.
Однако и людям приходилось проявлять бдительность, ибо новорожденного следовало охранять от самых разных напастей — от страшных стриг (этим словом называлась не только безобидная сова-сипуха, но и ночная ведьма, пьющая кровь), [110] Вот как описывает стриг Овидий в поэме «Фасты» (VI. 133–140): Головы их велики, очи зорки, а клюв беспощаден, В крыльях видна седина, крючьями когти торчат. Ночью летают, хватают детей в пеленах колыбельных И оскверняют тела этих младенцев грудных. Клювами щиплют они, говорят, ребячьи утробы И наполняют себе выпитой кровью зобы. Это сипухи. Их так по сипению все называют, Ибо от них по ночам жуткий разносится сип.
сглаза, колдовства. Плиний Старший в своей «Естественной истории» подробно перечисляет средства против сглаза: черный камень антипат, кораллы, янтарь, от колдовства — золотые амулеты, от испуга и для легкого прорезания зубов — волчий зуб; все это подвешивалось на шею малыша (XXVIII. 257; XXXIII. 84; XXXII. 24; XXXVII. 50; 145). [111] Сергеенко М. Е. Жизнь в Древнем Риме. СПб., 2000. С. 148–150.
В семьях, преданных старинным традициям, ребенка кормила мать. [112] У греков же к услугам кормилиц прибегали с древнейших времен (см.: HerzogHauser G. Nutrix (1) // RE. Hbd. 34. 1937. Sp. 1493).
Однако во времена поздней Республики все чаще обращались к услугам кормилицы (nutrix), [113] Сергеенко M. E. Указ. соч. С. 150.
что вызывало гнев моралистов — так, философ Фаворин, живший во II веке н. э., говорил, что женщина, отказывающаяся от кормления, мать лишь наполовину (Авл Геллий. XII. 1. 6). Была кормилица и в семье Суллы. Об этом мы знаем из анонимного сочинения «О знаменитых мужах» (75.1), где рассказывается следующая история: «Когда кормилица несла его (Суллу) в младенчестве на руках, какая-то встречная женщина сказала ему: «Здравствуй, младенец, счастливый и для себя, и для государства», [114] Puer tibi et reipublicae tuae felix. В. С. Соколов переводит эту фразу как «Здравствуй, младенец, ты добудешь счастье себе и своему государству» (Римские историки IV века. М., 1996. С. 217). Однако в латинском тексте нет будущего времени — Сулла счастлив уже сейчас.
и хотя сейчас же стали спрашивать, кто это сказал, найти ее не удалось».
История эта сочинена в духе римских легенд — достаточно вспомнить рассказ о старухе, которая явилась к царю Тарквинию Гордому продавать книги с Сивиллиными оракулами, а потом исчезла, и больше ее никто не видел (Авл Геллий. I. 19. 2–9). Что-то подобное рассказывали и о Цицероне, кормилице которого явился во сне призрак и возвестил ей, что ее вскормленник принесет великое благо римлянам (Плутарх. Цицерон. 2.2). Сулла же или кто-то из его сторонников, сочиняя упомянутый выше сюжет, хотели показать, что уже тогда ему сопутствовало счастье. [115] А. Кивни считает, что эта история должна была помочь римлянам забыть о той нужде, которую вскоре пришлось испытать Сулле — уже тогда, в первые же месяцы жизни, он был счастлив (Keaveney A. Young Sulla and the decent stipendia // RFIC. Vol. 108.2. P. 168).
Читать дальше