Алексей Кулаковский: Добросельцы

У своего двора остановился, поднял голову. Мягкий ветер с юга обдал его шею и слегка подавшийся за эти дни, утративший розовость подбородок. Снова втянул голову в воротник - ветер показался ему очень холодным. В окнах был свет. Это обрадовало Мокрута: не надо стучаться, будить жену. Осторожно, без скрипа открыл калитку, ступил на скользкий от оттепели двор. Дверь в сени тоже отворил тихонько, перенес ногу через порог хаты и больше не мог сделать ни шага. С кровати, укрытая шерстяным, в полосах одеялом, с укором и все же радостно смотрела на него жена, а рядом, на табуреточке, сидела Андреиха и пеленала младенца.

Лявон снял шапку и молча комкал ее в руках. Потом медленно повернулся и вышел. Со двора не уходил, а сел под окном на завалинке и обхватил голову руками. С крыши падали крупные тяжелые капли и звучно ударялись о кожанку. С собрания шли люди, громко переговаривались, смеялись.

- Два председателя в хате! - с нажимом произнес кто-то.

- А я могу предложить еще и третьего, ежели надо!

Это, конечно, голос Митрофана, на Тимошу намекает.

Напротив Мокрутова двора кто-то задержался.

- Неужто его еще нет? - послышалось из-за забора. - Может, не знает человек? Это ж хорошо, что Андреиха, а то бы...

Лявон не мог посмотреть на улицу, не мог выпутать пальцы из отросших за последнее время волос. Еще немного погодя брякнула щеколда в сенях и возле него остановилась Андреиха.

- Идите, сосед, в хату, - сказала требовательно. - Сын зовет.

1958