Алексей Попов: Формула-1. Российский голос

Мои родители относились ко мне не так, как я к своим детям, – более «защитно», что ли. И я должен им быть благодарен за то, как они восприняли мое желание переехать в Монако. То, что они меня тогда поддержали, для меня удивительно. Они поняли, что на тот момент моей жизни это важнее любых формальностей, вроде института. Они ко мне приезжали, но с финансовой точки зрения мы не могли себе это позволить слишком часто. Даже моя бабушка один раз приезжала к правнукам. А так – максимум раз в неделю звонки минут на пять. На работе был договор, что могу так поступать. Телефонная связь стоила дорого, а поболтать хотелось. Все было не так просто. Письма тоже писал, но в них всего не выразить, тем более идут они долго.

С бытовой точки зрения пришлось все начинать с нуля. Но я жил гонками. Компьютерная эпоха была впереди, кабельного телевидения у меня не было. У меня было шесть французских каналов, потом у коллеги по работе я купил старую приставку. И это был весь мой досуг. У меня было всего три книги, я не мог ни скачать, ни прочитать онлайн. Шоком стало, как дорого стоили книги, причем не шикарные издания, а самые обычные. Зато был большой выбор книг по гоночной тематике. Жил гонками, изучал архивы, чуть ли не последний уходил с работы, где читал подшивки старых журналов о гонках. В 18 лет у тебя обычно миллион друзей, что и было в Москве, а вот в Монако я оказался совершенно один. Все коллеги – взрослые мужики с семьями, они живут либо во Франции, либо в Италии и не горят желанием проводить со мной еще и свободное время. Зато я старался ездить на все возможные соревнования – мотогонки, Формулу-3000, ралли в горах, полулюбительские соревнования – напрашивался всюду, лишь бы быть в паддоке.

Жизнь в Монако – особый момент, потому что здесь много тех, кто имеет отношение к Формуле-1, пилотов в том числе. Географическое расположение очень удобное: тогда еще была гонка в Маньи-Кур во Франции (800 км), в Имоле (500 км) и в Монце (300 км) в Италии, Барселона (650 км) – это были трассы, куда мы ездили на машине. Добавьте само Монако – и вот уже пять Гран-при или дома, или в автомобильной досягаемости. Плюс короткие перелеты в Бельгию, в Германию, чуть дольше в Венгрию. Был еще этап в Португалии, в Испании иногда проводилась гонка в Хересе. Но туда мы летели либо в Севилью, либо в сам Херес через Мадрид. Словом, вся Европа в пределах максимум нескольких часов лета.

Что касается поездок на машинах, то у нас был служебный «Ленд Крузер». Он прошел «Дакар» в качестве репортерской машины, это был турбодизель. Камер на трассах тогда не было, полицейские могли засечь превышение скорости только с помощью радара. Но в принципе 180 километров в час почти всю дорогу – легко! В сторону Италии потрясающий автобан – эстакады, тоннели, все в поворотах, когда едешь до Генуи – настоящий пилотаж. Пару раз ездил на своей машине – за двести километров в час, и бывало страшновато, когда проскакиваешь между фурами, выезжаешь из тоннеля – удар света. Проезжаешь под Альпами, долина реки По, и остается сто километров до Милана. Если ехать на мотоцикле по этой дороге, то приходилось голову класть – такая была скорость.

Когда возвращался в Монако, окунался в жизнь, где не было фанатов, которые атаковали пилотов. Гонщики спокойно сидели в кафе, занимались спортом, в городе столько богатых и знаменитых людей, что пилоты никак не выделялись, все реагировали на них очень спокойно. Поэтому многие и выбирали Монако – климат, море, отсутствие налогов. В их родных странах очень часто – прогрессивная шкала налогов. Получали немало, а отдавать до половины доходов налоговикам не хотелось.

Пилотов в Монако было много, но общался я с Култхардом и Вильневом. До появления Жака в Формуле-1 мы не пересекались вообще, и для меня это было исключение из правил, потому что я ездил везде и со всеми гонщиками был знаком еще с Формулы-3000 и с других серий. Но Вильнев появился в Формуле-1 внезапно, пришел из американских гонок. Мы с ним оказались настолько близки психологически, что общались очень много, и, к моему удовольствию, общение продолжается и сейчас на Гран-при, где мы часто пересекаемся, потому что он комментирует на французском телевидении, иногда – на итальянском. Может быть, «дружба» – это сильно сказано, но крепкое приятельство продолжается. Что мне нравится в Вильневе – у него есть на все свое мнение, он не старается никому угодить. У меня, например, может быть жесткое мнение, но если я понимаю, что могу задеть собеседника, то смягчаю. Жак вообще всегда говорит, как думает. Это всегда было его проблемой, он из-за этого недосчитался гигантского количества денег от спонсоров, мест в командах. Может, потому что отец погиб в детстве, у мамы были проблемы с психикой, друзья отца отправили Жака в интернат, где он вырос один, без семьи, тренировался на горных лыжах, и это выковало характер: с одной стороны – несносный, с другой – с ним всегда приятно общаться.