Борис Данилов: Жизнь-поиск

— Павел Александрович, — сказал он, — помогите моему другу, у него «проба» горит.

Тот ничуть не удивился, попросил только:

— Покажи чертеж. Я предусмотрительно взял чертеж с собой. Шведов сказал:

— Ты подойди ко мне, попроси масленку, а я тебе вместе с ней дам дисковый резачок и державку к нему.

Тут же на песке он нарисовал схему компаратора, рассказал, как надо подгонять тень резьбы, увеличенную в 30 раз, под линии схемы.

Это был для меня целый курс наук, пройденный за 40 минут. Я вернулся в цех уверенный и спокойный.

Все было проделано как по нотам. К концу смены червяк был готов и сдан мастеру. Тот повертел его в руках, посмотрел в лупу чистоту резьбы и сказал:

— Сдай в лабораторию, завтра оттуда дадут ответ.

Червяк оказался в пределах допусков, и мне дали 5-й разряд. Началась настоящая работа, о какой раньше я только мечтал.

Теперь я ездил на работу, как на праздник, готов был работать по две смены, так было интересно, такой чудесный станок, такие изумительные умные приборы приходилось осваивать каждый день. Во всем мне много помогал Павел Александрович. Я привязался к нему, как к родному отцу, и дома рассказывал о нем самыми восторженными словами.

На несколько месяцев я забросил спорт, театр, кино, своих друзей и знакомых. Жил только работой и чувствовал, как «распухаю» от новых знаний в области точных и резьбовых токарных работ. Я каждый день что-нибудь узнавал от окружавших меня удивительных русских умельцев, настоящих виртуозов токарного искусства. Рядом со мной работали 20 токарей 7-го разряда и два — 8-го разряда (кроме Шведова там был еще один — Тихомиров, тоже замечательный специалист, но не с такой открытой душой, как Павел Александрович). Сюда были приглашены на работу самые искусные токари Ленинграда. Понятно, как я был горд тем, что нахожусь среди них.

За все время работы в Институте телемеханики меня не покидало какое-то радостное ощущение, будто я попал в рабочий университет, где чуть ли не каждый день открываются все новые и новые тайны токарной науки.

Раньше мне приходила мысль, что надо бы начать подготовку для поступления в вуз. Теперь эта мысль пропала. Мне казалось, что здесь, на опытном заводе, я учусь чему-то более важному, чем в любом вузе. Конечно, это было неправильно, но тогда я думал именно так. Тут играли роль и житейские обстоятельства: у меня была больная мать, которая не могла работать, отчим умер, а зарабатывал я довольно много, и мы жили хорошо. Здесь я впервые узнал, как работают «запоем». На нашем участке работали восемь токарей, шесть фрезеровщиков, три слесаря и три механика. Однажды нам дали чертежи нового прибора, который состоял более чем из 1000 деталей. Прибор условно назывался «угорь».

Пришел конструктор и сказал, что прибор представляет очень важное звено телеустановки и его надо сделать за три-четыре дня. Таково правительственное задание по плану научных работ.

Павел Александрович — наш бригадир — засел за чертежи и через полтора-два часа разложил их по специальностям. Токарных работ было больше всего.

С каждым днем приходилось делать все более сложные детали, но с таким руководителем, как Шведов, не страшны были никакие трудности. Казалось, что он знает все, и, наверное, я был недалек от истины.

Разобрав чертежи, Павел Александрович сказал, почесав карандашом за ухом:

— Работы тут на месяц, но если поднажать и поработать всем не по семь часов, то можно сделать и за четыре дня.

И наш небольшой коллектив принялся за дело. Мы все не выходили из цеха четыре дня и четыре ночи, спали в красном уголке на кожаных диванах, еду нам приносили прямо к станкам. Через четыре дня наши механики собрали прибор, конструктор остался доволен. Был объявлен «отбой», и мы отдыхали три дня.

После отдыха снова несколько недель работали нормально — до следующего «запоя». Так было несколько раз.

Случалось, что конструктор печально сообщал нам, что прибор, над которым мы трудились день и ночь, «не пошел», потому что в нем были ошибки. Иногда такой прибор стоил, как говорили, больших денег, но его приходилось делать заново. Я не скоро привык к таким неожиданностям, но в конце концов понял: научный эксперимент требует жертв.

Однажды я возвращался домой пешком, поздно, трамваи уже не ходили. Дворники на некоторых домах вывешивали флаги. Улица была плохо освещена, и, что за флаги, нельзя было разобрать. Я спросил дворника:

— Что за праздник завтра?