Рефат Аппазов - Следы в сердце и в памяти

За нашим домом в городе быстро закрепилось название "розовый коттедж" не только из-за того, что он был окрашен снаружи в розовый цвет, но и подразумевая под этим цветом нечто мечтательное. Летом, воспользовавшись тем, что наша комната была на первом этаже, я снял несколько досок и вырыл под домом небольшой погреб для хранения картошки. Этим же летом мы получили неплохой урожай картошки, которую посадили на поле прямо через дорогу от дома, хотя был риск, что наши посадки ликвидируются до созревания урожая, поскольку на этом месте готовилось сооружение заводского аэродрома.

В "розовом коттедже" мы прожили чуть больше года, когда получили возможность поселиться в финском домике, построенном немецкими военнопленными из материалов, получаемых по репарациям из Финляндии. В течение ряда лет наш "розовый коттедж" служил своего рода перевалочным пунктом для вновь поступающих на работу молодых специалистов. Когда туда провели центральное отопление, там обосновалась городская милиция, затем дом передали детской музыкальной школе, а под конец в нем нашли пристанище несколько мелких городских контор и камнетёсная мастерская, которая в основном занималась изготовлением надгробных плит. В начале восьмидесятых годов дом был снесён.

Ближайшие дни после приезда принесли немало нервотрёпок, сразу же напомнив о том, что мы вернулись в свою страну, в которой правит не логика и разум, а бюрократические установки, требующие тупых исполнителей. Когда на следующий день, преодолев неизбежные формальности, мы оказались на территории завода у нашего вагона, чтобы забрать свои вещи, вдруг возникли трудности. Начальник секретного отдела (конечно, он был неофициальным сотрудником органов НКВД), увидев в купе запечатанные мешки с документацией, категорически отказался принять их. Причина заключалась в том, что привёз эти материалы не специально приставленный к ним человек, так называемый фельдъегерь, а рядовой сотрудник. "Как ты смел взяться за это дело, ведь у тебя даже оружия, наверное, нет?" - спрашивал он то ли меня, то ли себя. Этот маленький человечек, заложив руки за спину и глядя на меня снизу вверх свирепо выпученными глазами, нервно ходил взад и вперёд, изображая из себя высочайшую власть, которой дано казнить или помиловать. А впрочем, может быть, оно так и было? Что ему стоило завести на меня какое-нибудь надуманное дело, благо, и повод был как будто подходящим. Разговаривал он со мной, конечно, только на "ты", хотя мы и виделись впервые в жизни. Подобное обращение не было призывом к равенству и дружеским отношениям, а подчеркивало разницу в должностном положении, место собеседника под родным небом. Этим приёмом чаще всего пользовались никчемные, бездарные люди, каким-то образом дорвавшиеся до должности хоть какого-то начальника и горящие неистребимым желанием во что бы то ни стало проявить своё превосходство над другими. "Хорошие" анкетные данные, партбилет в кармане, несколько доносов на друзей и товарищей - вот необходимый набор качеств, чтобы чувствовать себя до наглости уверенным и правым во всем.

Товарищ Ж. - так назовём его по первой букве настоящей фамилии - был одет почти по-военному, что имело целью, видимо, чётче обозначить свою близость к карающему клану нашего общества. Гимнастёрка из хорошей шерстяной ткани с излишне широким воротничком была опоясана широким офицерским ремнём с блестящей латунной пряжкой. Брюки галифе цвета хаки с непомерно выдающимися по бокам карманами делали его маленькую фигуру почти карикатурной. Белоснежные бурки с кожаными отворотами, которые были надеты на ноги, при ходьбе слегка поскрипывали. Невольно подумалось: "А-ля Сталин местного масштаба, только не хватает усов и трубки". Во время разговора он распалял себя всё сильнее и сильнее, придумывая по ходу дела, как бы меня унизить почувствительнее. От разговора в таких тонах я просто растерялся и молча наблюдал за ним, не зная, что предпринять. За всю жизнь мне ни разу не приходилось встречаться с подобным обращением. Странно, что ни малейшего страха я не испытывал, мне было только противно слушать этого истеричного человечка. В паузах между словоизвержениями он смотрел на меня, ожидая каких-то возражений, а скорее всего, оправданий. Наконец, после очередной тирады, он не выдержал моего молчания и крикнул, брызгая слюной:

- Ну, что ты молчишь? Или не понимаешь, что наделал?

- Ничего страшного, по-моему, не произошло, документы доставлены в целости и сохранности. Поэтому или вы их принимаете, или я их отнесу домой и буду ждать возвращения подполковника Тюлина.