Георгий Николаевич был очень внимателен к тем, кто только-только начинал свой трудовой путь. Нет сомнения в том, что тут дело не только в его изначальной доброте. Убежденный в том, что своим нынешним положением он во многом обязан людям, встречавшимся на его жизненном пути, теперь он так выплачивал долг — добром за добро. Он поддерживал талантливую молодежь, всегда относился с уважением к дерзающим, творческим ребятам.
Несмотря на огромный дефицит личного времени, он часто сам брался за руководство дипломниками, приходящими в КБ. И относился к этой ответственной добровольно возложенной на себя обязанности далеко не формально.
Один из бывших его подчиненных, ныне кандидат технических наук Владимир Асеев вспоминает:
«Нас, группу дипломников человек 15–20, впервые пришедших в КБ, Георгий Николаевич принял очень приветливо, с каждым поздоровался за руку, представился сам и после того как мы, чувствуя себя весьма робко, уселись на кончики стульев, боясь от волнения шелохнуться (как же, нас принимает сам Главный!), рассказал нам о коллективе, в котором после окончания института мы будем трудиться, о его традициях. И о заданиях, которые получила фирма. Он сказал, что не может допустить, чтобы дипломы носили отвлеченный, не прикладной характер. «Мы знаем, — сказал он, — что бывают случаи, когда дипломы пишут лишь бы защититься. Мы так не хотим». Он объяснил свою позицию тем, что предстоящие задачи настолько сложны и масштабны, что нужно сделать не просто дипломы, а дипломы, накрепко связанные с будущей работой. «Конечно, это труднее, — говорил Георгий Николаевич, — но в этом случае время вашего выхода на режим будет сокращено». Так, конечно, и получилось… Я попал сразу же под начало к нему — он сам взялся руководить моим дипломным проектированием. У меня это вызвало, по-честному, двойственное чувство. С одной стороны, руководитель — Главный… Это не шутка. А с другой… Разве хватит у него на меня времени? Тему проекта он предложил наисовременнейшую, такую, о которой можно только мечтать, — «Посадка на Марс». С тех пор уже отлетало шесть «марсов», а тогда… тогда до них было далеко, а опыта никакого. Ведь «Марс-1» запускался еще в шестьдесят втором году. Когда я еще в школе учился.
Руководя мной, Бабакин сам искал пути построения будущего эксперимента. Тогда-то он и настоял, хотя это было для меня труднее, не просто на обсчете какой-то конкретной схемы, посадки, а на рассмотрении возможных вариантов и особенно на дотошном анализе достоинств и недостатков каждого из них. «Только объективный анализ, — однажды сказал мне Георгий Николаевич, — поможет избежать непоправимых ошибок в будущем. И разочарования», — добавил он задумчиво.
Этот урок мне запомнился.
Несмотря на страшную загрузку, Георгий Николаевич уделял мне достаточно времени. И постепенно мои опасения о том, что он будет руководить мной формально, развеялись. Встречи происходили у него в кабинете по вечерам. Часов в семь-восемь. А в десять примерно он вызывал машину, брал с собой и меня, и по дороге еще продолжалась беседа.
Я уже точно не помню когда, но Георгия Николаевича какое-то время не было в КБ — он улетал в очередную командировку, и я без него сделал главу о динамике снижения спускаемого аппарата в атмосфере Марса, для участка километров 10–50 над поверхностью планеты. Мне казалось, что мой вариант решения прост, удобен — в общем, верх совершенства и что Георгий Николаевич должен, когда я расскажу ему о нем, просто ухватиться за него. Еще бы, я решил труднейшую проблему — намного снизил скорость снижения аппарата, до величины, на которой основной парашют уже может раскрыться гарантированно, безотказно. А достиг этого я просто — за счет удлинения, так сказать, тормозного пути. Если не вдаваться особенно в технику.
Георгий Николаевич слушал мои доводы внимательно, изредка покачивая головой. Я воспринимал это как одобрение и говорил, говорил…
— Стоп, — вдруг прервал он меня. — Давай рассуждать вместе.
Я кивнул в знак согласия.
— Для того чтобы удлинить путь, ты используешь подъемную силу аппарата, этого ты достигаешь заведомо несимметричной его центровкой. Так?
— Точно.
— А я предлагаю тебе симметричный аппарат и обычный баллистический спуск в атмосфере.
— Не понял.
— А ты слушай: нужная для раскрытия парашюта скорость обеспечивается… обеспечивается… ну?.. — Он играл со мной, как кошка с мышкой. — Ну?..
Я лихорадочно думал. И так меня подмывало сказать тривиальную студенческую фразу «Мы этого не проходили». Но это было бы, конечно, не очень честно — наверное, проходили…
Читать дальше