Валерий Золотухин: Таганский дневник. Кн. 1

А сейчас итальяночка будет брать у меня интервью. И я ведь дам.

«Континент»: — хотел лечь в 21 и зачитался. Действительно — интересный журнал. И что делать? Хочется Тамарке дать, а как везти? Вот ведь беда. На скандал нарываться не хочется.

Завтра «Мизантроп», время около 24. Ванька пьет мою водку. И спать не хочется мне.

А застукают с «Континентом», прости-прощай, публикация «Стариков» — заведется дело в КГБ.

Эфрос. Но когда публика не ходит, это опасно другим толкованием. Любимов объявил итальянскую публику ничего не понимающей в… опере?! За что расскандалился со всеми критиками, его доброжелателями, режиссерами, с которыми на расстоянии состоял в дружбе и пр.

Воскресенье — отдай Богу.

1. Вчера начитал свои записи об Эфросе девочке Тане из «Театральной жизни». Ей хочется конфликтности Любимов — Эфрос. Записные книжки Эфроса?! Но ведь мы не знаем записных книжек Любимова. Записные книжки сомнительный, уязвимый матерьял для установления истины.

2. Что существует письмо Любимова в ГуК о том, что Эфрос извратил русскую классику в «Вишневом саде» — вполне допускаю. Донос? Может быть. Ну, а если это неколебимая убежденность? Он вообще в делах искусства был весьма жесток в оценках, а уж что касается платформы его таганских подмостков? — просто был зверь.

Суббота.

— Матерьял номер раз… всех побил и даже кое-что выбрасывают, освобождая Вам место… среди актерских матерьялов об Эфросе, — говорит Таня Гармаш. Она показывала матерьял тем, кто готовит этот номер. «Хороший текст». И я очень рад и горжусь тем. Не зря я сидел в Милане перед портретом Эфроса дорогого и думал. И может «Мизантроп» тем замечательней был. До Крымовой Н. дошла весть о моем слове — «толковое», — это ее слово. К словам об Эфросе она придирчива.

Понедельник, Калинин.

Мучаюсь совестью, мучаюсь матерьялом. Это не достойно ни Эфроса, ни Любимова, говорить о них походя, вспоминая ерунду, частности, — кто что сказал про тот или иной спектакль. Это все никуда не годится, хотя Ваньке и понравилась статья, но ему не дорого мое имя, он знает, что я тем самым вляпываюсь в говно… Сам заявляю, что Эфрос в защите не нуждается, и тут же его защищаю, противопоставляя его благородство любимовскому хамству. Не мне это делать, тем более я ведь действительно не знаю, ходил ли Любимов по инстанциям — это все те же слухи, сплетни. И нет в том чистоты. Надо все переделать. Тем более, что категоричности у Эфроса было много. Вспомним историю с «Месяцем в деревне» в Польше, где он как мэтр себя вел и поругался в результате с польскими артистами и режиссерами и настроение гастролей в Польше было испорчено, гастроли прошли вяло — ему было неприятно возвращаться в эту страну — он чувствовал за собой грех.

И начинаю сводить счеты — здесь не место и не время, на страницах «Т. Ж».

Вторник.

Сегодня «Мизантроп». Господи! Пошли мне легкости, пошли мне скорости, и моим дорогим партнерам ласки и удачи. Я люблю их, они меня соединяют с Эфросом. Они помнят его с добром и любовью. Царство ему небесное. Тамара «поврежденная» лежит, а сегодня обещалась Н. Тарнопольская заехать после спектакля. Как все это будет выглядеть? Господи! Спаси и помилуй нас грешных.

Это была молитва, и она дошла. Спектакль прошел грандиозно. Это был лучший подарок самому себе к 46-летию. Сцену с Селименой во 2-ом акте мы так не играли даже в Италии. Я был счастлив. Наташа Тарнопольская с Марисом из пельменной пришли к нам, Тамара ждала и накрыла стол. Наташа принесла приглашение — вызов нам с Тамарой в Париж. Это потрясающе и, думаю, надо сделать все, чтобы Тамара поехала. Тамару мы отнесли на койку, и я проводил гостей на такси.

Суббота.

День «Мизантропа». Господи! Спаси и сохрани, дай мне легкости, дай мне скорости и пощади мою ущербную-щербатую. Господи, помилуй ее. Как хочется сегодня хорошо сыграть. Сегодня год, как идет «Мизантроп», и каждый раз все заново. Дорогой Анатолий Васильевич, какую радость и муку подарили Вы мне на жизнь.

Суббота.

Конечно, Наташа по-своему вносит коррекцию в историю Эфроса. Она знает больше, и хорошего и не очень. Как теперь проверить, допустим, действительно ли он давал телеграмму Гришину, что если уберут репертуар Любимова, то он (Эфрос) уйдет из театра. Гришина ведь нет. Может быть, он только хотел дать или говорил об этом. Я, допустим, слышу об этом впервые. Знаю, что он ходил, положил много труда и сердца, чтобы что-то на афише осталось. Но, во-первых, что? И сколько? Надо подробно поговорить об этом с Дупаком.