Владимир Чернов: Искушения и искусители. Притчи о великих

Я болен гриппом. И давно.
Наверное помру.
Сижу в платке. Гляжу в окно.
Как детка кенгуру.

Я карандаш с бумагой взял,
Нарисовал тюрьму.
Затем скалу нарисовал,
А на скале — Му-Му
(Ваще на почве этих скал
Сошедшую с уму).

Налево — стражник на стене,
Стоит как призрак лорда
Направо — сплющена в окне
Белеет чья-то морда.

Вот узники копают грунт.
Зачем? Таят причину.
И лишь один стоит во фрунт,
Малютка Аль Пачино.

Шестой уж год стоит как выпь,
Прибыв в шестом вагоне,
Копать ему нельзя, увы,
Он у нас вор в законе.

А вот и я ползу, как жук,
Не производя ни звука,
В зубах железный нож держу,
В руках держу базуку.

Вокруг тюрьмы в лесу тусуюсь,
Тая свою личину,
Уж много дней я здесь пасу
Корефана Аль Пачину.

Негромкий слышен стук лопат,
Не накопались за день!
Вот и луна. Погиб закат.
Меня хватают сзади.

Удар под корень головы.
Отобрана базука.
Вот я в подвале.
Все на вы.
Вы — говорят — гадюка!

Вот Эрик Робертс. Он грозит
Замучить мое тело.
Сластолюбивый паразит,
Он любит это дело.

Меня пытают, я молчу.
Мне сыворотку колют.
Я, глядя в зубы палачу,
Его пинаю в голень.

Палач хохочет, как пират,
Он мазохист в натуре,
Моим пинкам он очень рад,
Он накурился дури.

От дури смрад в моем уму,
Уже я не врубаюсь,
Вдруг сумасшедшая Му-Му
Врывается как Чапаев.

Она ломает дверь в тюрьму,
Слюна с клыков струится.
Однако бешеной Му-Му
Весь персонал боится.

Спина к спине встаем — как встарь!
Как встарь — последний бой!
Над нами мечется фонарь,
За нами — волчий вой.

Уж с чем, а с дракой я знаком,
Му-ме могу быть папой.
Я бью костлявым кулаком,
Она — когтистой лапой.

Идем, за нами все горит!
Там впереди — вода,
Там водопады, в них звенит
Упавшая звезда.

И помнит Тот, кто смотрит Сон,
Как Божий пел рожок,
Как Аль Пачино был спасен,
Теперь за ним должок.

— Здорово, грипп мой!
— Бу-бу-бу!
— О’кей, помру к утру,
Посмотришь на меня в гробу,
Отличный выйдет труп!

Средь пирамид, сквозь желтый зной
Гудят колокола.
Никто не сплачет надо мной,
И мама умерла.

И до утра я так гляжу,
Торча в своем окне.
А под окном вся эта жуть,
Вся по уши в нирване.