«Все, что мог сделать народ русский в Сибири, он сделал с необыкновенной энергией, и результат трудов его достоин удивления по своей громадности», — писал в конце прошлого века известный сибирский ученый и общественный деятель Н. М. Ядринцев. А знаменитому русскому писателю И. А. Гончарову, побывавшему в Сибири в 1854 г., преобразующие ее люди показались «титанами».
Эти мнения отнюдь не были проявлением так называемого «квасного патриотизма». Российский академик, немец по национальности, П. С. Паллас, проехав по Сибири еще в 1772–1773 гг., также был удивлен достижениями русского народа в освоении присоединенного менее чем два столетия назад края и оставил такую запись: «Открытие и скорое приведение в нынешнее состояние сей пространной, неизвестной и вовсе дикой земли… бесстрашию и постоянству российской нации приписать должно…» Много позднее польский исследователь 3. Лукавский подчеркнул, что присоединение «всей северной части Азиатского континента от Урала до Тихого океана было невиданным достижением России» и «независимо от того, в каких бы категориях его ни рассматривали, это всегда будет огромным успехом, не имеющим себе равных в мире».
Каковы, однако, были последствия развернувшихся в XVII в, событий для судеб коренных сибирских народов? Здесь трудно давать оценки, не выходя за пределы XVII столетия, так как тогда многие процессы лишь зарождались. И оценки эти не могут быть однозначными, как не может быть однозначным все, что несло людям общество, построенное на угнетении человека человеком.
Режим феодальной эксплуатации обрушился всей тяжестью на в большинстве своем плохо подготовленных к нему сибирских аборигенов. Помимо налогового гнета и произвола феодальных правителей, коренные обитатели Сибири в XVII в. испытывали на себе воздействие других отрицательных факторов, более пагубных, хотя, в общем, и неизбежных в тех условиях. Они повсеместно выявлялись при соприкосновении европейских народов с жившими долгое время изолированно и сильно отставшими от них в социальном и культурном развитии племенами: аборигены страдали от неизвестных ранее болезней, вредных привычек к алкоголю и табаку, оскудения промысловых угодий.
Было время, когда историки прежде всего обращали внимание на эти обстоятельства, выдавая их едва ли не за главный результат контактов русского и коренного населения Сибири. Теперь, однако, мы знаем, что для подавляющего большинства сибирских народов определяющей явилась другая сторона последствий их вхождения в состав Российского государства. Оно менее всего было заинтересовано в уменьшении числа плательщиков ясака и стремилось по мере сил препятствовать этому уменьшению. Включение Сибири в состав крупного централизованного государства означало установление на ее территории законности хотя бы в самом простом виде, приводило к прекращению внутренних усобиц. Уже в XVII в. аборигены для разрешения возникавших в их среде споров и ссор все чаще обращались к российской администрации, считая воеводский суд более справедливым и беспристрастным. При содействии представителей государственной власти, опасавшихся ясачного недобора, уменьшились, а затем и прекратились кровавые распри между родовыми и племенными группами. Стали быстро проявляться и положительные последствия мирных контактов сибирских аборигенов с трудовыми и в целом не менее эксплуатируемыми слоями русского народа.
Познакомив переселенцев с некоторыми видами съедобных растений и рядом полезных в новых условиях хозяйственных навыков, коренные жители Сибири сильно изменили под воздействием русских и свой быт, и свою трудовую деятельность. У аборигенов стали складываться более совершенные приемы промыслов, земледелия и скотоводства, из их среды все чаще стали выходить «люди торговые и прожиточные». Следствием этого взаимообогащения культур явилось не только разрушение натуральных форм хозяйства и ускорение социально-экономического развития местных народов, но и установление общих классовых интересов пришлого и коренного населения. Показательно и то, что несмотря на продолжавшиеся на территории Северной Азии передвижения и переселения народов, сопровождавшиеся поглощением одних племен другими, несмотря на опустошительные эпидемии и феодальный гнет, зоны расселения сибирских народов не менялись столетиями, а общая численность коренного населения Сибири возрастала и в XVII в., и в последующих столетиях. Так, если к началу XVII в. в Сибири проживало 200–220 тыс. человек, то в 20 — 30-х гг. XX в. местные народы насчитывали 800 тыс. человек (в настоящее время более миллиона). Этот численный рост был возможен лишь в условиях сохранения и жизнеспособности хозяйства аборигенов и решительного преобладания положительного при их контактах с русскими переселенцами над отрицательным.
Читать дальше