Анри Перрюшо: Жизнь Ван Гога

«Только гораздо позже, — рассказывала Аделина Раву Максимильяну Готье (цит. произв.), — я заметила … что в юной девушке, какой я тогда была, он угадал женщину, которой я стала потом». Я уже упоминал об аналогичном случае с доктором Реем, который с годами все больше становился похожим на свой портрет.

Мы не располагаем точными сведениями о том, что произошло 6 июля в Сите Пигаль. Письма, посланные вслед за этим Винсенту Иоханной и братом, могли бы нам кое-что разъяснить. Но эти письма не сохранились.

В этот же необычайно продуктивный период были созданы тридцать два рисунка и офорт, выполненный в мастерской доктора Гаше.

Перрюшо ошибается. Фраза Ван Гога, процитированная автором выше, не из неоконченного письма Винсента, найденного в его кармане после смерти художника, а из письма, написанного им 23 июля (в голландском издании 1924 года, № 651. Vincent van Gogh, Brieven aan Zijn broeder, Amsterdam, 1924). — Прим. перев.

Я здесь довольно точно придерживаюсь воспоминаний Аделины Раву, записанных Максимильяном Готье. Однако считаю нужным внести в них некоторые поправки. Дело в том, что в рассказах свидетелей этого события есть противоречия. Еще и сейчас жив другой очевидец драмы, сын доктора Гаше. Но он хранит нерушимое молчание. Возможно, последние минуты Винсента сопряжены с какой-то тайной. Если так, мы ее, очевидно, никогда не узнаем.

Аделина Раву утверждает, что доктора Мазери на месте не оказалось и тогда семья Раву вспомнила о докторе Гаше.

По слонам Аделины Раву, Винсент и доктор Гаше не обменялись ни единым словом. Она утверждает, что якобы не сын доктора Гаше, а папаша Раву провел ночь у постели Винсента.

Она вышла замуж во второй раз и вторично овдовела.

Свершается таинство (лат.). — Прим. перев.