Дмитрий Ломоносов - Записки рядового радиста. Фронт. Плен. Возвращение. 1941-1946

Она все поняла. Многих она спасла в этот день на берегу неказистой речушки, залитом кровью, сплошь распаханном стокилограммовками и танковыми гусеницами. Фашисты тут не прошли.

С этого дня Маша стала «своим» человеком в эскадроне. О ней заговорили в полку. А потом за бесстрашие в боях скупые на похвалу и тугие на дружбу казаки избрали отчаянную девчонку комсоргом эскадрона, приняли в партию.

1 марта 1943 года конники бывшего 2-го гвардейского кавалерийского корпуса, врубившись острым клином в оборону фашистов, освободили Севск и, громя вражеские гарнизоны, к 8 марта вышли на Десну севернее Новгорода-Северского. Не поддержанные с флангов, кавалеристы оказались под угрозой окружения, один на один против нескольких свежих фашистских дивизий, в том числе двух танковых. Ждать подкрепления было неоткуда. Внезапная сильная оттепель отрезала дивизии от баз снабжения боеприпасами и продовольствием, фуражом для коней. Командованием фронта было принято решение вывести корпус из мешка на линию фронта с арьергардными боями. И, будучи авангардным, бывший передовой 12-й гвардейский кавалерийский полк, заняв оборону в селе Вовна, стал арьергардным. Он принял первый удар фашистов на себя. Полк получил приказ прикрыть отход основных сил корпуса. Задача ответственная. Это знал каждый конногвардеец, встала тогда здесь насмерть конная гвардия. Конница против танков. И вместе ними Маша Самолетова, их верный друг, коммунист.

Когда с рассветом 11 марта позиции полка «пропахали» двенадцать «Юнкерсов», потом накрыли плотным огнем несколько артминбатарей врага и атаковали с двух сторон, со стороны Теофиловки и Калеевки, два батальона фашистов с тридцатью восемью танками, конники не только не дрогнули, но и контратаковали, отбив шесть яростных атак. Шесть «Юнкерсов» они вогнали в землю, уложили два батальона фашистов, сожгли половину танков. И все это время Машеньку видели везде, где нуждались в ней. Среди пылающих хат Вовны, в клубах черного дыма от горящих танков, в воронках и окопах видели конники худощавую девчонку в полушубке, больших, не по росту, валенках. Сколько она услышала в тот день «Спасибо, сестричка!..» Редели ряды защитников рубежа. Бой длился уже шесть часов. Снова фашисты бросили в бой свежий батальон пехоты с четырнадцатью танками. Полк был окружен.

— Уходи, Маша! Не женское тут дело получается, — сказал ей командир эскадрона. — Не дай бог к фашистам в плен угодишь…

Организовав прорыв на узком участке обороны, командир полка подполковник Калмыков вывел остатки трех эскадронов из кольца, оставив 1-й эскадрон для прикрытия отхода.

— Уходи, Маша! — уже крикнул комэска.

Еще оставался проход там, где конники подбили три танка, и по лощине можно было попытаться уйти к своим. В ответ она упрямо мотнула головой и молча поползла к стонавшему неподалеку раненому пулеметчику. Не могла девушка оставить своих в беде. Ползла и ловила на себе благодарные и восхищенные взгляды почерневших, смертельно уставших, но не сломленных духом конногвардейцев родного эскадрона. Разве можно было от них уйти?

Был ли страх, когда сомкнулось кольцо немецких танков? И был и не был. Судьба эскадрона стала ее судьбой. Фашисты уже не стреляли. Рыча моторами, лязгая гусеницами, танки медленно приближались к КП эскадрона. На секунду Машенька оглянулась, окинув взглядом позицию. Только убитые, раненые и ни одной поднятой перед врагом руки. Правой рукой нащупала на груди упругие корочки партийного и комсомольского билетов и с криком «За Родину!» бросилась под гусеницы ближайшего танка…

Очнулась от близких выстрелов. Фашисты ходили по полю и добивали раненых. Ослепил луч фонарика.

— Ауфштеен! Хенде хох! — крикнул фашист.

Лежала неподвижно, ожидая очереди в упор.

— Маша вставай, а то убьют, — прошептал ей на ухо знакомый голос.

Двое наших солдат помогли ей подняться.

— Рано нам еще умирать, — продолжал ей шептать на ухо тот же голос. — Мы еще повоюем. Крепись, Маша…

Только потом, после адски длинной для нее дороги, когда их, тридцать раненых однополчан, бросили в церковь, она немного пришла в себя. Стонали и бредили в кромешной тьме раненые, за дверями раздавались мерные шаги часовых. И тут Маша услышала невероятное:

— Партийное собрание коммунистов полка считаю открытым…

Шепотом, но долго и горячо обсуждали коммунисты полка создавшуюся обстановку, разрабатывали тактику поведения в фашистском плену. Не видела Машенька лиц, зато чувствовала горячие пожатия рук и поняла, что снова среди своих, что борьба продолжается.