У меня подогнулись колени. Взяла у матери ее малыша, стала гладить его по головке, и мы с нею обменялись взглядами, после которых слова не имеют значения…
Потом, уже в кабинете главврача, доктора пытались убедить меня, что разумнее все же выписать мальчика: ведь он практически обречен. В случае операции, которую он вряд ли перенесет, лишь один шанс из ста, что будет жить. «Но есть же этот один шанс, и вдруг он — его…» Просила сделать все возможное, и даже больше того. «Умоляю вас», — сказала я.
Мальчика звали Димой. Вчера я узнала: чуда не произошло. Димы не стало…
В тот вечер я уезжал с кипой писем в портфеле. Потом дома долго сидел над ними. Письма уже носили следы делопроизводства: к их уголкам подколоты бумажки с рукописными пометками — от кого, когда получено. Некоторые увенчаны прямо целыми картонными паспортами с грозными бюрократическими аббревиатурами: «код», «шиф», «исп.»… Посмотрел на конверты и понял смысл столь суровой избирательности: картонную шапку имеют письма, пришедшие по адресу: Москва, Кремль, Горбачевой. А если еще короче, совсем уж просто — Москва, Горбачевой Р. М., то и картонки никакой нет — обычный листок бумаги со старомодным, понятным: от кою и когда. Вполне домашняя канцелярия.
В России, как в никакой другой стране, принято писать начальникам. Эпистолярная связь народа с властью вполне в нашей национальной традиции. Как и обычай мысленно поселять больших начальников исключительно в Кремле, хотя ни одной квартиры, за исключением ленинской, да и то нежилой, там давным-давно нет.
Женам же самых больших начальников у нас, по-моему, не писали несколько десятилетий, хотя я, может быть, и не прав.
А тут впору заводить собственную канцелярию. Канцелярии, судя по всему, пока нет: бумажные лоскутки подписаны одним и тем же, уже знакомым, почерком. Стало быть, в графе «исп.» должна бы стоять фамилия моей собеседницы: «Р. М. Горбачева». Но рука кремлевской канцелярии в последний момент, видать, дрогнула: в графе стоит пробел.
Что же это за письма? Исполнения чего, каких таких просьб — а в России письма такого рода — это, конечно же, просьбы, просьбы и еще раз просьбы, продиктованные чаще всего не прихотью, а несовершенствами самой нашей жизни и надеждами на «верха», — ждут корреспонденты от своей адресатки?
Эти письма оказались так или иначе связаны с детьми. Мальчики и девочки Кемеровской музыкальной школы благодарят за встречу в Москве, во время их гастролей в столице. А также — за два баяна «Ясная Поляна», специально изготовленные по заказу программы «Новые имена» Советского Фонда культуры на Тульском объединении «Мелодия» и переданные в дар школе. Длинное, возвышенное и сбивчивое письмо актера и режиссера Р. Быкова, лично для меня — по-прежнему непревзойденного «Айболита-66»: о нуждах детского киноцентра в Москве. Голубенький, фигурный, по-моему, даже надушенный конвертик выскользнул сам собой из объемистой кипы, как будто из прошлого века с его Смольнинским институтом и с благородной архаичностью манер. Наталия Сац: Надеюсь увидеть Вас в середине мая и рассказать Вам про свой проэкт (именно проэкт — даже орфография смольнинских времен) создания ассоциации Искусство — детям». Листок, на котором написано письмо, тоже резной, голубой, шуршащий, как накрахмаленная материя.
Несколько писем, написанных твердым, характерным почерком на плотных листах бумаги, в верхней части которых типографским способом набрано — по-русски и по-английски: Бехтерева Наталья Петровна, академик Академии наук СССР, директор НИИ экспериментальной медицины, руководитель отдела нейрофизиологии человека и т. д. В общем, одна из самых «титулованных» женщин СССР.
«Наконец-то совсем недавно смогли, пройдя бесконечную цепочку барьеров, заключить договор со шведской фирмой на поставку позитронно-эмиссионного томографа, который для меня всегда будет связан с Вами — спасибо Вам за помощь. Сделаем все для реализации открывающихся возможностей и для скорейшего создания отечественных аналогов…» И далее:…потому, что я знаю о механизмах мозга, наше общество сейчас проходит фазу, только через которую и можно достигнуть нового желаемого уровня в социально-коммерческом и экономическом планах».
В каждом ее письме есть хотя бы строчка о долгожданном томографе — как он себя «чувствует» и как трудится на благо отечественного здравоохранения. И в конце: Думаю о Вас… но почему-то сейчас, когда Вы так хороши на экране… когда Вас так тепло принимают… болит у меня за Вас душа…» Язык ясный, русский, и почерк как будто типографский. Передавая мне на время эти письма, хозяйка сказала грустно:
Читать дальше