Николай Валентинов: Малознакомый Ленин

Нельзя понять, почему Горький отрицает этот бесспорный факт, снабжает Ленина фальшивыми чертами в роде «женской заботливости», которую можно ему приписать только ради насмешки. Если эта фальшь продиктована не какой-либо целью и дипломатией, а идет просто от непонимания, тогда следует вывести, что Горький прошел мимо одной из самых существенных и оригинальных черт духовного существа Ленина. Он не понял, что, смотря на Самойлова, Цюрупу и многих других как на партийное, казенное имущество, подлежащее бережению и заботам, Ленин, с той же утилитарной и потусторонней точки зрения и с теми же практическими выводами, смотрел и на самого себя: он тоже был партийным, казенным имуществом, при том самым ценным из всех подобных имуществ, принадлежащих коллективу. В этом пункте грубейшая утилитарная самооценка Ленина переплеталась с грубо атеистической по внешним признакам, а по своей натуре религиозной верой в свою предназначенность — быть орудием свершения великих исторических целей.

Понять до конца Ленина далеко не простая вещь. Он гораздо сложнее, противоречивее, чем это видно из биографий его хулителей и, тем более, его казенных хвалителей.

Советский поэт Н. Полетаев в одном из своих стихотворений утверждал, что никому до сих пор не удалось дать, нарисовать, написать настоящий «портрет» Ленина:

Те, кто, не полагаясь на века (надежда плохая!), хотели бы ныне дорисовать «недорисованный» портрет, должны — при анализе Ленина, его политики, поведения, рефлексов жизни — ни на минуту не забывать, что у него «две души». Все зависело от того, какая из душ в какой области в тот или иной момент брала верх. В одной душе Ленина — хилиазм, революционный раж, свирепость, иллюзионизм, безграничная сектантская нетерпимость, отрицание допустимости каких-либо компромиссов, желание, ни с чем не считаясь, не осматриваясь по сторонам, прямо, кроваво, беспощадно идти к поставленной цели. В другой душе — осторожность, практический нюх, конформизм, хитрость, большая расчетливость, способность, с помощью далеко идущих компромиссов и комбинаций, гибко приспособляться к требованиям изменяющейся жизни. Кажущееся чисто механическим соединение в одном и том же человеке двух взаимоотрицающих друг друга душ не делает личность цельной, она представляется двоящейся. Однако, будь у Ленина только одна, например, первая душа, не будь у него духа компромисса, практической зрячести, умения различать, что можно, чего нельзя, — в России после 1920 года не был бы введен нэп — эксперимент огромного социального значения и исторической поучительности. Этот эксперимент не дал всего, что мог и должен был дать, только потому, что почти немедленно после смерти Ленина начал уничтожаться ничему не научившимися людьми вроде Троцкого и таким азиатом, как Сталин.

Жизнь Ленина была борьбой двух начал — утопизма и реализма. В последние годы его жизни реализм явно оседлывал и побеждал утопизм, и одним из интересных начальных проявлений этой победы является следующая декларация Ленина в 1921 году:

«Для настоящего революционера самой большой опасностью, — может быть, даже единственной опасностью, — является преувеличение революционности, забвение граней и условий уместного и успешного применения революционных приемов. Настоящие революционеры на этом больше всего ломали себе шею, когда начинали писать «революцию» с большой буквы, возводить «революцию» в нечто почти божественное, терять голову, терять способность самым хладнокровным и трезвым образом соображать, взвешивать, проверять, в какой момент, при каких обстоятельствах, в какой области действия надо уметь действовать по-революционному и в какой момент, при каких обстоятельствах и в какой области действия надо уметь перейти к действию реформистскому. Настоящие революционеры погибнут (в смысле не внешнего поражения, а внутреннего провала их дела) лишь в том случае, — но погибнут наверняка в том случае, — если потеряют трезвость и вздумают, будто «великая, победоносная, мировая» революция обязательно все и всякие задачи при всяких обстоятельствах во всех областях действия может и должна решать по-революционному» [94] Ленин , т. XXVII, с. 80–81. .

Если собранный в нашей книге материал поможет любознательному читателю ближе узнать «малознакомого» Ленина, а честному художнику даст возможность завершить до сих пор «недорисованный портрет» его, воссоздав правдивый, а не приукрашенный образ этой гигантской исторической фигуры, — следовательно, автор писал книгу не напрасно.