М. Новоселов: Николай Эрнестович Бауман

С Федосеевым был знаком и Горький. В 1887 году они оба присутствовали на подпольном собрании, где народники яростно нападали на «еретиков-марксистов». «Правоверные», как иронически называли тогда народников, возводили самые фантастические обвинения на марксистов, на автора брошюры «Наши разногласия» — Плеханова. Собрание происходило в августе 1887 года за городом: «в кромешной тьме чувствуется присутствие многих людей, слышен шорох одежды и ног, и тихий кашель, шопот… юноша, с длинными волосами, очень тонкий и бледный, спрашивает меня:

— Вы — Пешков, булочник? Я — Федосеев. Нам надо бы познакомиться»{ М. Горький. Соч., т. XVIII. М., 1933, стр. 52–53.}.

На обратном пути Федосеев и Горький долго беседовали. Но вскоре Горький уехал из Казани и непосредственного участия в работе федосеевского кружка ему принять не удалось.

«В 1888–1889 годах в Казани существовало уже несколько кружков… при центральном кружке имелась библиотека нелегальных и неразрешенных книг, а с весны (1889 года. — M. H. ) стала налаживаться техника для воспроизведения местных изданий и для перепечатки редких нелегальных», — пишет в своих воспоминаниях А. И. Ульянова-Елизарова.

Когда осенью 1889 года Владимир Ильич вернулся в Казань (после высылки в Кокушкино), он начал усиленно изучать первый том «Капитала» Маркса: «…помню, как по вечерам, когда я спускалась к нему поболтать, он с большим жаром и воодушевлением рассказывал мне об основах теории Маркса «и тех новых горизонтах, которые она открывала… От него так и веяло бодрой верой, которая передавалась и собеседникам. Он и тогда уже умел убеждать и увлекать своим словом»{ А. Елизарова. Значение казанского и самарского периода деятельности Владимира Ильича. «Молодой большевик», 1925, № 1 (4), стр. 34–35.}.

В начале девяностых годов в Казани возникли новые социал-демократические кружки; в них работали видные деятели (А. М. Стопани и др.). Таким образом, обстановка, в которой оказались молодые студенты ветеринарного института Н. Бауман и В. Сущинский на первых же порах своей студенческой жизни, была достаточно революционной. Их славные предшественники уже заложили первые камни марксистской пропаганды среди казанских рабочих. Труд этот был нелегкий: в Казани работало на мелких, полукустарных заводах и фабриках, на лесосплаве, лесопилках немало крестьян из отдаленных лесных уездов. Многие из них пришли в Казань на заработки из глухих деревень заволжских лесов, где преобладали национальные меньшинства — татары, мордва, удмурты, чуваши. Царское правительство в лице исправников и становых приставов — «хозяев уезда» — с особой силой угнетало и притесняло население национальных меньшинств. Поэтому пропагандистам подпольных рабочих кружков Казани приходилось вести углубленную, разъяснительную работу, вскрывая доходчиво и ярко, на самых простых, обыденных примерах и хитрую механику экономического закабаления «освобожденной» после 1861 года деревни и чудовищную эксплуатацию рабочих казанскими фабрикантами и промышленниками.

Большое удовлетворение получали первые пропагандисты марксизма, когда видели, как постепенно, но неуклонно у членов подпольных рабочих кружков формируется новое сознание, новое отношение к жизни.

С первого же курса Бауман завязал тесные связи с рабочими алафузовского и крестовниковского заводов. Зимними вечерами, лишь только закончатся занятия в ветеринарном институте, молодой пропагандист уходил к своим новым знакомым в отдаленные слободки, где, по преимуществу, ютились рабочие заводских и промышленных предприятий Казани. Эта работа встречала значительные трудности и по чисто местным территориальным условиям. Дело в том, что Казань раскинулась на огромном пространстве при впадении реки Казанки в Волгу. В то время город был окружен настоящим кольцом рабочих слободок, отброшенных на две-четыре версты от городской черты. Так, например, алафузовский завод находился в Ягодной слободе, в трех верстах от города; в Пороховой слободе, в четырех верстах от города, был расположен пороховой завод; лишь завод Крестовникова находился значительно ближе, в слободе Плетени. Поэтому пропагандисты-горожане затрачивали немало времени и сил на ходьбу в окрестные рабочие слободки для установления связей с рабочими, организации и ведения занятий в подпольных кружках. Самая же главная трудность заключалась в том, что в окраинных слободках каждое новое лицо привлекало нежелательное внимание местного полицейского надзирателя и шпиков. Приходилось работать с особой осторожностью, появляясь в рабочих слободках у хорошо проверенных товарищей и избегая попадаться на глаза штатным и нештатным полицейским. Один из видных организаторов казанских подпольных кружков — А. М. Стопани — находился в лучших условиях: он жил на квартире отца, в Пороховой слободке. Его помещение сделалось своего рода «штаб-квартирой» для приходивших и приезжавших из города в Пороховую и окрестные слободы пропагандистов социал-демократов. Бауману приходилось ходить на подпольные занятия рабочих кружков за несколько верст.