Наталья Кончаловская: Волшебство и трудолюбие

— А ты, милка, зря выбрасываешь эти грибки. Разрежь их и положи в холодную воду, все червячки-то и выползут. А знаешь, что они такое — эти черви? Из них ведь потом малюсенькие такие серенькие бабочки выходят, трепетушки такие…

Уж не знаю, так ли оно на самом деле, но почему-то я с той поры перестала брезгать грибными червями…

К девяти часам утра мы с отцом, набрав полные корзины белых, возвращаемся домой. Парусиновые брюки отца и моя юбка промокли насквозь. Оба мы в паутинках, иголках и желтых листьях на полях наших шляп. Оба голодные, усталые и счастливые. Быстро переодевшись во все сухое, мы идем в столовую. Там уже ждут нас к завтраку. На столе кипит самовар, в кринке холодное молоко, на блюде теплые булочки. Я вижу свое искаженное отражение в пузатом начищенном самоваре, и что-то из раннего светлого детства заполняет мне душу и память беспричинной радостью, и я смеюсь, в то время как папа, мешая ложкой крепкий чай в фаянсовой белой чашке, о чем-то крепко задумался.

— Да. Пожалуй, надо будет сейчас написать натюрморт с грибами…

Так начинались у Петра Петровича «замыслы». А как он говорил: упустить время «замысла» — это значит не осуществить его, и потому тут же, встав из-за стола, папа уходит наверх, к себе в мастерскую, предварительно отобрав из своей корзины нужные ему по цвету и фактуре грибы. Забирает он также и какой-то кувшин, поднос и еще что-то для будущего натюрморта.

Слышны его шаги наверху, передвигающаяся мебель, словом, началась повседневная работа — таинство, священное время «реализации замысла». Итак, Петр Петрович уносит грибы наверх, а я несу свою корзину — куда? Ну конечно, на кухню. Мое дело по-хозяйски распорядиться тем удивительным богатством, что мы приносим из леса.

Кухня в Буграх большая, старинная, с русской печью и большой плитой, с потемневшими от столетней давности бревенчатыми стенами, с лавками, столом и «ходиками», — все говорит о традиционности извечно русского приготовления блюд. В те времена мы с юности умели хозяйничать. Но самое интересное было приготовление всяких варений, солений и маринадов. Я всегда подсматривала, как это делают хорошие хозяйки, и пришла к выводу, что каждая — по-своему. И я совсем по-своему научилась мариновать грибы. И вот я начинаю: раскладываю грибы, сортируя на большие, средние и маленькие. Очищаю, промываю, разрезаю большие на четыре части, средние — пополам, а маленькие — целиком. Они скрипят в моих руках, блестят и пошевеливаются, набирая воду в губчатые шляпки. Теперь надо сварить их в большой кастрюле в подсоленной воде. Это займет не больше получаса, никак нельзя их недоварить или переварить. Теперь я откину их на решето, затем складываю в банку, заливаю холодной водой, тут же сливаю ее в отдельную посуду — это будущий маринад, к нему надо добавить еще один стакан воды на выпаривание. На каждый литр воды я кладу чайную ложку соли, две чайные ложки сахару, десять зерен перца, столько же гвоздичных зерен, корочку корицы, лавровый лист и четыре столовые ложки крепкого уксуса. Раствор ставлю на огонь и, когда закипит, высыпаю в него грибы, чтобы они доварились уже в маринаде. По всей кухне разносится терпкий, пряный аромат специй, а над кастрюлей стелется и клубится какого-то особого цвета пар. Грибы кипят на медленном огне еще полчаса. Затем я отставляю их, чтобы остыли. И тогда я осторожно вылавливаю дуршлагом грибы из кастрюли, и укладываю их в чисто вымытую банку и заливаю уже остывшим маринадом. Если поднести банку к окну, то увидишь в прозрачном, золотистом растворе необычайно красивые, коричнево-белые шляпки грибов. Тут их надо закрыть металлическими крышками и завинтить специальной машинкой. Пусть стоят до праздников…

Перед обедом папа спускается вниз из мастерской, чтобы в кухне помыть кисти. Он намыливает их о большой кусок мыла, промывает в миске и, увидев мои банки с маринадом, с удовольствием восклицает:

— Та-а-ак! Значит, Новый год встречаем с маринованными грибками? Прекрасно!

А натюрморт, который был написан Петром Петровичем в тот раз, в мастерской, ныне находится в Японии… И он один из немногих «грибных» натюрмортов, поскольку Петр Петрович больше любил собирать грибы, чем писать их.

Гигант в жизни и творчестве. И, как это бывает с художниками Божьей милостью, одни принимали его видение и мышление полностью, другие — отвергали, не соглашаясь с его чувством меры и вкуса. Но никто не проходил мимо, никто не оставался равнодушным.