Алексей Симуков - Чертов мост, или Моя жизнь как пылинка Истории - (записки неунывающего)

В объективном, правдивом рассказе Александра Ивановича ярко отразился тот неожиданный и тем более страшный удар, который нанесла нашему правосознанию волна сталинского беззакония.

Ведь поначалу у каждого из нас было твердое ощущение, что наше общество и государство устраивает столетиями складывавшийся закон, по которому человека могут арестовать, только если он виновен. Если он не виновен, то его арестовать не могут. Эта простейшая формула накрепко засела в нашем сознании. Могут быть и исключения, но основа, вера в незыблемость этого закона была тверда.

Как же мы отстаивали для себя этот закон, даже столкнувшись со шквальным вихрем репрессий, который налетел на нас! Да, каждый из нас — маленький, слабый человек — страстно хотел верить и верил в справедливость закона. Помните: это ошибка, наверху разберутся, Сталин не знает, что творится в стране, надо ему сообщить…

И даже когда арестовывали родственников, люди, бывало, не сразу кидались отстаивать их невиновность, ослепленные ореолом справедливости закона первого государства рабочих и крестьян!

У Тодорского взяли брата, крупного руководителя химической промышленности где-то на Урале. Вместо того чтобы возмутиться, поднять голос в его защиту, он подумал: давно не виделись, раз взяли, значит за дело, просто так у нас не сажают… Тут двойная защита: государства и, простите, себя. Да-да, своего покоя.

Следующий этап: берут самого близкого человека — жену. Вместо того чтобы колотиться у любых дверей, доказывать, что она невиновна, человек снова защищает уже не реальность, а призрак закона, подыскивая возможность вины жены. Она — старый член партии, мало ли кто у нее был в друзьях? Как мы боялись порвать последнюю ниточку, поддерживающую в нас уважение к порядку, издревле установленному.

— Мы вот, — говорил Тодорский, — когда учились в академии, после занятий зайдем, бывало, к товарищу, грузину. Он был троцкист. Спорим до хрипоты, полбурдюка вина выпьем, кто ж тогда знал, что за троцкизм будут так гонять? За мной ничего нет — вот меня и не берут! Когда же арестовали меня, я первым делом спросил:

— Из-за жены?

Следователь мне тупо:

— Какая жена?

А когда я уже в Лефортовскую попал да насмотрелся, как вместо людей полутрупы притаскивали после допросов, я все понял.

Между прочим, Александр Иванович рассказывал, как удивлены были все военные, когда после смерти М. Фрунзе был назначен на высший военный пост в стране К. Ворошилов. Тодорский весьма высоко оценивал государственный и военный гений М. В. Фрунзе и прямым его преемником, как и все, называл Тухачевского. Ворошилов был для всех неожиданностью. Никто в военной среде его всерьез не принимал. Тодорский вспоминал совещание в Наркомате обороны в конце 30-х годов, где его друг, маршал Егоров, говорил, что ввиду близости Минска к границе (30 км) следовало бы развернуть резервные помещения для штаба округа хотя бы в Витебске и Могилеве. И вдруг раздается реплика Ворошилова:

— Товарищ Егоров! Вы что, на своей территории собираетесь воевать?

Так Ворошилов «напомнил» об известной сталинской доктрине будущей войны: воевать на чужой территории. А Егоров пошел пятнами и сел на место.

Александр Иванович говорил нам:

— После разгрома высшего комсостава и далее — всего офицерского корпуса, кто командовал нашими армиями? До сих пор ужас берет. Два курса военно-хозяйственной академии — и командующий округом! Из 85 членов Революционного Военного Совета арестовано было 78. Остались только конармейцы: Ворошилов, Буденный, Щаденко, Городовиков, Тимошенко и еще кое-кто. А нам грозила война. Да какая, как впоследствии выяснилось! Такой беды наша Родина еще не знала! А мы-то, мы-то… Тухачевского расстреляли — шпион! Туда ему и дорога! Жалко, конечно, больно красив. А не будь негодяем! Не предавай Родины!

Когда Александр Иванович после смерти Сталина находился уже на свободе, он как-то зашел в Библиотеку им. В. И. Ленина, чтобы подобрать нужные материалы по Гражданской войне. Работники библиотеки были в большом волнении. Оказывается, ждали появления Ворошилова. Суетились работники кинохроники, расставляя юпитеры.

Тодорский решил уйти. Но в тот момент, когда он пересекал помещение, в сопровождении свиты появился и сам Климент Ефремович. Вспыхнули юпитеры, и так получилось, что Тодорский столкнулся с Ворошиловым как раз посредине зала. Произошла секундная заминка. Прославленный нарком узнал бывшего узника, и у него вырвалась фраза, вроде и неуместная для такого момента.