Алексей Симуков - Чертов мост, или Моя жизнь как пылинка Истории - (записки неунывающего)

История сохранила высказывания Алексея Толстого в адрес профкома. И доминанта его отношения — удивление. Удивление по поводу того самого бескорыстного труда, который сдвигал буквально горы.

К сожалению, заразить таким отношением к делу очень трудно… Отдают себя всего общественному труду единицы. Это их судьба, их предназначение. Тривас был в числе этих людей.

В те времена в Москве было много «вольных каменщиков» — драматургов, писателей, сценаристов, литераторов, которые не являлись членами официального Союза писателей. Труд их порождал огромное количество вопросов социального порядка. Коренной вопрос — пенсии. Ведь было так, что, независимо от заработка, литератор, не состоящий в Союзе писателей, получал пенсию только в 30 рублей! [107] В 60-е годы. Вопрос об оплате сценариев научно-популярных фильмов, об авторском гонораре в практике гастрольно-концертных организаций, право на гонорар при выпуске пластинок… А бюллетени «по болезни»? Это сейчас кажется простым, а ведь на решение такой проблемы уходили годы! А Тривас колотил и колотил в одну точку — и доколачивал. Вопросы решались.

Венцом деятельности профкома драматургов и лично Триваса было решение Совета Министров СССР от 15 июля 1967 года, установившее нам пенсию наравне с другими служащими. Ура! Вскоре было решено, что бюллетени будет оплачивать Литфонд, поскольку отчисления с наших произведений — пьес, номеров эстрады, цирка, кино, телевидения и т. д. приносили Литфонду немалый доход. Еще раз ура!

Комитеты драматургов организовались и в ряде других городов. В чем же заключалось то главное, что давали наши профсоюзные объединения? А заключалось оно в обеспечении права писателю, не состоящему в официальном Союзе писателей СССР, заниматься своим трудом, не попадая в категорию «тунеядцев», что иной раз заканчивалось тюрьмой или лагерем, как это случилось с Иосифом Бродским.

Обеспечение права писать и была главная и важнейшая часть нашего дела. И именно это заставляло трястись от страха наше профсоюзное начальство из ЦК работников культуры — не являемся ли мы крышей для каких-нибудь мазуриков? На нашем примере скажу: нет, не являлись и не являемся. И второе, особенности нашего профкома: нам удалось сохранить в застойное время дух творческого объединения, дух неформальный, товарищеский, создать для наших членов привлекательное место среди официальных, служебных отношений, окружающих нас. Каждый вторник я удивлялся: наш подвал гудит, как улей! Кому нужно, кому не нужно — все заходят пообщаться, узнать новости, кто, где, куда. Тут и талоны на заказы, и запись на экскурсии, и всевозможные справки, которые надо получить. Сейчас, в конце восьмидесятых, уже нет былого «бурления». Очевидно, что-то совершается «наверху», в обществе, что отвлекает внимание наших товарищей от своего дома. Но библиотека не может пожаловаться на отсутствие посетителей, и касса взаимопомощи тоже. Пустоваты карманы большей массы драматургов, приходится обращаться за помощью. И вся эта работа делается безвозмездно. Вот тут-то и проверяется лицо человека — кто он на самом деле. Историки, которые будут изучать наше общество, несомненно, остановятся на таких вот рыцарях общественного долга, в ущерб своим личным делам бдящих об общественном благе.

Возьмите наш бюллетень «по болезни». Его стал нам оплачивать Литфонд СССР. Кто, где, когда стал бы этим заниматься, сидя каждый у себя в квартире? Ведь этот бюллетень надо оформить, подписать. И вообще, для людей наших профессий возможность общения, которую создавал профком драматургов, была совершенно необходима. И потом, как я говорил, профком давал статут.

И вот умер Тривас. Сказалась чрезмерная нагрузка на человека от обыкновенной советской жизни во всех ее проявлениях, умноженных общественным служением. Возьмем один только участок — быт. Если он тревожен для каждой отдельной семьи, что можно сказать о стократном увеличении бытовых забот в масштабах профкома! Квартиры, телефоны, путевки, болезни — имя им легион!

На смену Тривасу выходит новый страстотерпец. По выбору судьбы он впрягается в этот тяжкий, но святой труд. Всегда должен быть человек Избранный, с большой буквы. И пошли, поехали новые заботы. Кстати, все, что я пишу о нашем профкоме — это, увы, прошлое. Таким он было до начала 90-х годов.

Сперва мы ютились в крошечной подвальной комнатушке писательского дома, что напротив Третьяковки. Потом решились, пошли хлопотать и въехали в две полуподвальные квартиры соседнего дома, после переселения их обитателей. Произвели там внушительный ремонт и перепланировку, в результате чего получили заветное помещение.