Валерий Пашуто: Александр Невский

Владеть конем — это значило управляться с седлом, уздой, псалиями, удилами, стременами, скребницей, путами, плетью, шпорами. Тогда входили в моду особые шпоры — с изогнутым шипом, который позволял более искусно сдерживать коня.

Древнерусский воин-профессионал умел все — бился и в конном строю и в пешем. Князь-воевода предстает как тяжеловооруженный всадник, владеющий рубящим, колющим, ударным оружием, он — копейщик, оружник, бранистарец: копье (или два), меч (сабля), сулица-дро-тик, лук со стрелами, кистень, булава, боевой топорик, шлем с пристегнутой к нему бармицей для защиты шеи и затылка, кольчуга, щит, — вот его вооружение. К тому же ножны, футляр для топора, колчан, рукавицы, ремни — и все это должно быть пригнано, подогнано. Опытный конный лучник делал 6 прицельных выстрелов в минуту при дальности до 200 метров; прицеливался мгновенно, натягивая тетиву. Наконечников копий и стрел существовали десятки видов, надо было приловчиться, выбрать полюбившиеся.

Мало было все это пудовое вооружение надеть и везти. Когда лучники, осыпав противника тучей стрел, произведут разведку боем, князю надлежало возглавить войско и, прижав к бедру копье, слиться в плотную массу с дружиной, а когда твоя рать с ходу сшибется с вражеской, опрокинуть ее и довершить битву мечами в рукопашной. Пешцы, лучники-стрельцы доделают остальное. Скорость, совершенное владение конем, сила и смелость — вот что нужно. При удачном начале можно было выиграть битву в первые минуты. Битвы, были ожесточенные, яростные, быстротечные. Они требовали от воинов личного мужества.

Только от знаний и сметки князя зависело, какое войско брать в дело: наспех поднятый легковооруженный конный отряд — вдогон за лихими в набеге литовцами; тщательно собранную тяжеловооруженную городскую пехоту и сельских пешцев — в большой поход с предстоящими осадами.

Князь .должен знать, как делать подкопы для отвода воды, сооружать осадные метательные машины — пороки (от слова «прак» — праща), отынивать крепости, вскидывать лестницы, перемахивать валы и стены, а если надо — то и сидеть в обороне, со стен отстреливая вражеских пешцев и в вылазках сокрушать их. Наконец, совладать с обозами тоже ратное дело, а то останешься без оружия или упустишь добычу.

Князь должен заботиться об охранении — дозоре, помнить и о засаде; знать, как раскинуть широкие, укрепленные на толстом столбе, яркие, разноцветные шатры — словом, удобно и безопасно расположить лагерь. Князь должен уметь искусно вооружаться и вовремя раздать оружие дружине и полкам, построить их для боя и самому стать так, чтобы все видели льва на высоко поднятом цветном княжеском стяге, его золотой шлем, меч с золотой рукоятью и блестящие шлемы и красные щиты его воевод. Пока блестят шлемы и реют стяги — будет непоколебимо войско.

Для всего этого надо воистину быть «под шеломом повиту, с конца копья вскормлену».

...Новгородцы привыкли к молодому, сдержанному, ладно сидевшему на коне князю. Александр всюду бывал, ценил искусство, посещал храмы, монастыри. А ведь и на Софийской стороне их было немало. Выходя из церкви Уверения Фомы, что на озере Мячине, Александр видел просторы новгородской равнины, зеркало озера и монументальную громаду Георгиевского собора Юрьева монастыря. Это роднило Новгород с Суздалыциной. Все — Русь.

На северной оконечности Софийской стороны раскинулся Зверинец — заповедный лес, здесь князь с дружинной молодежью не раз охотился.

В Переяславле Александра учили другому — книжной премудрости, княжому вежеству. Здесь он впервые понял: будущее грозно, придется с мечом защищать свои права на княжение и само княжение от Ливонского ордена и Дании, Швеции и Литвы.

Готовились события, втянувшие в свой круговорот и Александра. Они заставили его по-новому взглянуть на город. Не крепость, не святыни, а заботы и думы новгородцев открывались ему. Тяжелые это были думы.

Всему Новгороду было ясно, что впереди война с немцами, и потому особенно тревожила Ярослава неустойчивая политика Пскова. Желая повлиять на тамошних бояр, он поехал во Псков. Но тут его ждала неудача. Бояре распустили слух, будто Ярослав везет оковы, чтобы заковать в них знатных мужей. Псков затворил перед ним ворота. Воротившись с пути от верховьев реки Ше-лони, Ярослав собрал вече на владычном дворе и, внося жалобу на Псков, сказал: «Ничего не замышлял я против псковичей злого, а вез им в коробьях дары — дорогие ткани и плоды, а они меня обесчестили».