София Шуазель-Гуфье - Исторические мемуары об Императоре Александре и его дворе

Многим из этих литовцев государь дал аудиенцию, милостиво говорил с ними, разрешил им вернуться к их домашним очагам; но он отказался принять членов временного литовского правительства, говоря, что он никогда не слыхал о подобном правительстве в своем государстве.

Мой отец, по возвращении из Парижа, рассказал мне, что секретарь временного литовского правительства составил письмо, — как бы условие или договор между государем и этим правительством, письмо, которое должны были подписать все члены последнего. По странному противоречию, говорил отец (который в то время объявил, что он никогда не подпишет подобного письма, и предложил другое, в приличествующих данным обстоятельствам выражениях), письмо это заканчивалось обычной формулой — выражения верноподданнических чувств. Всем этим лицам государь дозволил вернуться в Литву и вступить в пользование своими имениями.

Осматривая произведения искусства, украшавшие Париж, Александр обратил особое внимание на здание, увековечившее память Людовика XIV, здание, на мой взгляд, лучше всего свидетельствующее о величии этого замечательного короля, об истинно царственной его щедрости, благотворной и полезной. Я говорю о Доме инвалидов. В этом здании теперь вторично появлялся русский государь. Император застал старых победителей в глубокой печали: у них только что отняли свидетельствовавшие об их славе трофеи, — пушки, захваченные при Иене, Ваграме, Аустерлице и т. д.

— Утешьтесь, доблестные воины, — сказал им государь, сердце которого всегда отзывалось на все благородные чувства, — я попрошу государей, моих союзников, оставить вам некоторые из предметов воспоминания о вашей славе.

И, прощаясь с ними, он приказал, чтобы оставили в Доме инвалидов двенадцать русских пушек. Везде и при всех случаях Александр проявлял такое же благородство чувств. Французы сочли долгом предложить государю переменить название Аустерлицкого моста.

— Нет, — сказал государь, — достаточно, если знать, что император Александр перешел через этот мост со своими войсками.

В аудиенции, данной Институту, Александр сказал, в ответ на речь Лакретэля, что «он всегда отдавал должное трудам и прогрессу французов в науках и искусствах; что несчастья Франции он не приписывал ученым и что он вместе с ними радуется, что они получили, наконец, свободу мысли. „Мое счастье, — сказал далее Александр, — мое единственное желание — быть полезным человеческому роду. Вот единственный двигатель, который привел меня во Францию.“ Император Александр, так же, как и прусский король, почтил своим присутствием публичное заседание Института и выслушал при этом похвальные речи Петру Великому и Фридриху II, речи, к которым президент искусно присоединил хвалу их августейшим преемникам.

Его Величество беседовал затем с некоторыми членами Института, с Сюаром, Вильменом, который еще не принадлежал к этому знаменитому обществу, но уже выдвигался своими юными, прекрасными дарованиями [15].

Император Александр принял также депутацию от Общества поощрения искусств и ремесел; во главе ее был известный ученый Шанталь. Он благодарил государя за покровительство, которое он соблаговолил оказать всем городским учреждениям при своем вступлении в Париж. Император ответил Шанталю: „Я от души желаю, чтобы искусства и наиболее полезные ремесла распространились по всей поверхности земного шара, и я высоко ценю всех тех, кто стремится содействовать своими талантами достижению этой благородной цели“.

Движимый не столько любопытством, сколько серьезным интересом, Александр посетил в Париже все учреждения, посвященные наукам, искусствам, промышленности, человечеству. Везде присутствие государя, его приветливость, его речи вызывали чувства удивления и восторга, внушали к его личности самое нежное благоговение.

Ученые всех сословий, самые даровитые писатели постоянно восхищались его тонким, изящным, наблюдательным умом, светлыми суждениями, проявлявшимися в каждом ответе Александра; и они изумлялись, с каким благородным изяществом, естественным красноречием выражался русский государь на языке, который сами они постоянно изучали.

Осматривая приют для женщин, лишившихся рассудка из-за любви, Его Величество пожелал знать, много ли там несчастных созданий, потерявших разум вследствие чрезмерной и плохо направленной чувствительности. При этом директриса ответила ему: „Ваше Величество, до сих пор их было немного, но можно опасаться, что число их возрастет с той минуты, как Вы вступили в Париж“.