Дмитрий Левинский - Мы из сорок первого… Воспоминания

Но самым интересным оказалось то, что из всего состава моей команды в 60 с лишним человек кадровым военнослужащим был только я один, а остальные…

Вынужден сделать отступление. В первую неделю боевых действий в наш полк прибыло необычное пополнение. Это были добровольцы, местные жители — гагаузы, которые из-за преклонного возраста не подлежали мобилизации. В домашней одежде, в своих остроконечных, конусообразных, черных, барашковых шапках, на собственных подводах с низкорослыми, но очень резвыми молдаванскими лошадками, они гуртом заявились в полк и потребовали считать их бойцами. За один год со времени освобождения Бессарабии они не успели разочароваться в советской власти и дружно поднялись на ее защиту в грозном 1941 году. Уверен, что их и в списки полка никто не удосужился включить — такого еще не было, да и одевать их было не во что, дай возраст не позволял…

Они до конца оставались с полком, возили подогнем все, что требовалось батальонам, и молча погибали безвестными наравне с нами. Доброе слово они заслужили, но тогда и этого не было — недосуг!

Я до сих пор восхищаюсь этими скромными и мужественными людьми, так своеобразно понявшими свой гражданский долг. Назад к румынам они явно не стремились.

Вот такой обоз был придан мне для выполнения первой боевой задачи. Благодаря необычному контингенту я без труда мог разыскать любое нужное мне село в прифронтовой полосе. Карта и компас не требовались. Мои проводники находили дорогу и ночью, и днем.

Моя задача только на вид казалась простой. Сплошной линии фронта не было, и отдельные группы противника ночью просачивались на левый берег Прута и рыскали по селам, пока их оттуда не вышибали подоспевшие поутру роты полка. Я мог запросто угодить в лапы непрошеных «гостей»: одна винтовка и один пистолет ТТ имелись лишь у начальника колонны, то есть у меня, а мой «личный состав», кроме кнута, другого оружия не имел. Запомните, пожалуйста: так мы начинали воевать с хорошо отмобилизованным, обученным и до зубов вооруженным противником.

За 2–3 дня поставленную задачу моя команда выполнила — боезапас пришелся как нельзя кстати. Грузить и разгружать пришлось моим старикам…

<���…>

1 июля на участке фронта севернее Яссы и Ботошаны 11-я немецкая и 3-я румынская армии перешли в наступление на Могилев-Подольском и Бельцском направлениях. В последующие дни 18-я армия Южного фронта, не имея достаточных сил для сдерживания противника, стала с боями отходить от границы.

После 3 июля противник прорвал Юго-Западный фронт в направлении Житомира и Винницы, а Южный фронт — в направлении Кишинева.

Обстановка на фронте продолжала накаляться. Поэтому моим непосредственным начальникам — майору Острикову и капитану Овчинникову — было не до меня, и я принялся сам искать себе работу: нельзя же на фронте задаром есть пшенную кашу.

Кстати, о каше. Среди солдат ходила такая байка: «Если бы русского солдата кормили котлетами и шоколадом, как немецкого, то мы через месяц-два дошли бы до Берлина!» Если бы было так!

Дело себе я нашел не задумываясь — просто явился в родную мне 1-ю пулеметную роту и предложил себя в качестве «внештатного инструктора» или на любую сержантскую должность, поскольку командиров отделений уже недоставало.

С неделю провоевал в своей бывшей роте. Воевал, как и все, — ничего героического не совершил. Целый день мы находились в окопах и вели прицельный огонь по противнику. Плохо было то, что с воздуха нас постоянно пасла «рама» — самолет-разведчик немцев. Она непрерывно передавала данные о нашем расположении, о любых передвижениях (а мы только и затыкали «дырки» по фронту!), любых новых целях вплоть до появления на передовой полевых кухонь. Теперь кухни вынуждены кормить наст олько ночью.

Практически все светлое время суток мы находились под ураганным артиллерийским и минометным огнем. Наша артиллерия экономила каждый снаряд и стреляла редко. Все ожидали прибытия обещанного эшелона со снарядами. Железная дорога из Одессы через село Романовку на румынскую сторону проходила как раз в полосе обороны 150-й стрелковой дивизии. Но когда эшелон пришел, оказалось, что привезли противогазы, и все чертыхались.

Иногда днем лодочные расчеты румын под прикрытием артиллерии внезапно выбегали из укрытий, грузились в лодки и отчаливали. На середине реки они оказывались под прицельным пулеметным и винтовочным огнем с нашей стороны и несли большие потери. Уцелевшие поворачивали назад. Многие из нас уверяли, что когда румыны гребли к своему берегу, то якобы попадали под огонь немецких заградительных отрядов, но подтвердить не могу — не до того было, но то, что румынские солдаты являлись для германской армии «пушечным мясом» и немцы их презирали и как солдат, и как нацию — это факт.