— Над чем? — настаивала королева.
— Простите, ваше величество, но это секрет — готовлю сюрприз, — нашелся скульптор.
— Ах, так. Прекрасно! — обрадовалась королева.
Стеван Сремац почувствовал, как кто-то его толкнул в бок, и, обернувшись, увидел Нушича, который делал гримасы, чтобы не рассмеяться. Нушич шепнул на ухо Сремцу:
— Все врали. Одному ему было противно врать.
Король пригласил всех отобедать.
За богато сервированным столом приглашенные чувствовали себя неловко. Почти никому из них не приходилось едать во дворцах.
Король и королева старались немного разрядить обстановку, всем улыбались, милостиво задавали стереотипные вопросы. Напряженность немного спала, гости стали шепотом разговаривать друг с другом. И тут разразилось то, чего больше всего опасался министр Маринкович…
Нушич, сидевший рядом со Стеваном Сремцем, давно уже ерзал на стуле. Вся эта комедия смешила его.
А что было бы, если…
Он наклонился к уху Стевана Сремца и сказал:
— Стева!
Ложка с супом замерла у самого рта писателя. Этот суп имев замысловатое французское название, обозначенное в роскошном меню, лежавшем возле каждого гостя.
— А?
— Представь себе, что сейчас откроются двери и вдруг появится покойный король Милан…
— И что будет?
— Знаешь, что бы он сказал?
— Что? — спросил Сремац, снова осторожно поднося ко рту ложку с французским супом.
— Саша! — И тут Нушич, имитируя покойного короля, известного похабника и сквернослова, употребил непечатную фразу. — Разве для того я уступил тебе престол, чтобы ты собирал вокруг себя эту шантрапу?
Сремац прыснул в ложку. Суп брызнул во все стороны.
Нушич втянул голову в плечи и, сделав совершенно невинную физиономию, начал быстро-быстро есть свой суп. Сремац улыбался во весь рот.
Шутка была к месту, и Сремац, сам замечательный юморист, оценил ее. Он разглядывал упрятанных в нелепые фраки гостей и улыбался все шире. Маринкович метал в него грозные взгляды. Королева начала нервничать.
И все было бы ничего, если бы рядом со Сремцем не сидел еще один юморист — толстый и благодушный Милован Глишич. А надо сказать, что Глишич имел обыкновение смеяться очень громко и заразительно, хлопая себя ладонями по коленям. В театре дядя Милован смеялся так, что потешал публику больше, чем актеры на сцене.
— Племянничек, — обратился он к Сремцу (напомню читателям, что «племянничками» он называл всех своих младших товарищей), — что тебе сказал этот Нушич? Честное слово, смеяться не буду!
И Сремац повторил. Толстяк забыл, что он за королевской трапезой. Он грохотал, лупил себя ладонями по коленям, по толстым щекам его текли слезы удовольствия.
Маринкович уронил ложку. Король и королева встали. Драга бросила на министра взгляд, в котором ясно читалось: «Вот они, ваши интеллигенты!» Король гладил ее дрожавшую руку. Чета вышла, министр последовал за ними.
Кто-то из гостей, боясь, что ему не дадут теперь доесть какой-то особо вкусный шедевр королевской кухни, упрекнул Милована Глишича.
— Да не я виноват, племянничек, — еще трясясь от смеха, оправдывался Глишич. Показав на Нушича, добавил. — Это все он, хулиган!
Вбежавший министр был разъярен — так подвести его! Но когда Маринковичу рассказали, в чем дело, он тоже рассмеялся и потребовал, чтобы Нушич сам повторил все перед королем и королевой и убедил их, что никто на их счет не проезжался. Но тот отказывался, утверждая, что без ругательства шутка теряет соль, а он не может сказать это ругательство в лицо королю, ибо в нем упоминается мать его величества.
Маринкович настаивал. Нушич отказывался. Спор был совершенно абсурден, нелеп и вызывал у королевских гостей взрывы хохота.
А король с королевой, слыша из курительной это бурное веселье, вздрагивали всякий раз, ибо принимали его на свой счет.
В конце концов Маринкович с Нушичем отправились в курительную и рассказали все королевской чете. Убедившись, что их самолюбию не нанесено никакого урона, Александр и Драга в добром расположении духа вернулись к столу.
Впоследствии король всегда благоволил к Нушичу. Не раз он приглашал его с труппой в Смедерево, не одна смешная история об этих встречах с королем ходила в свое время по Белграду. Ну, да всего не расскажешь!
Одно можно сказать заранее — расположение королей так же чревато опасностями, как и их немилость.
* * *
23 апреля 1901 года исполнилось девять месяцев со дня венчания Александра и Драги. Из разных стран в Белград стали съезжаться известные акушеры. Даже русские — Снегирев и Губарев. Королевский акушер, француз Коле, еще в августе 1900 года определил, что королева ждет ребенка.
Читать дальше