Владимир Железников - Жизнь и приключения чудака

Так мы дошли до дверей. Надежда Васильевна распахнула их и, стоя в проеме, впервые посмотрела на меня.

А я, заглянув ей в глаза, потерял дар слова: цветы, ее прекрасные цветы, которые делали ее умной, необычной, исчезли, и лицо ее стало похоже на осенний лист.

Дверь перед моим носом захлопнулась.

Я почти заплакал: ведь я ее любил.

В то утро, как всегда, я подошел к окну и увидел дядю Шуру. Значит, он вернулся! Вернее, я увидел его спину и руку, которая держала знакомую мне тросточку и чертила по асфальту. Он привез эту тросточку из Африки, говорил, что она сделана из бивня слона, и очень гордился ею.

Рядом с ним стоял мужчина в высокой косматой папахе. Дядя Шура что-то ему говорил, не подымая головы, а тот его внимательно слушал. Лицо его было напряженным и испуганным.

Я знал людей с таким выражением лица, они часто появлялись в квартире дяди Шуры. Он их привозил из каких-то своих дальних путешествий вместе с детьми, которым собирался делать операции. Детей отдавали в больницу, а родители их жили у дяди Шуры.

Однажды он привез с собой якутского охотника. Этот охотник целыми днями молча сидел у телефона в ожидании известий из больницы, где лежала его дочь. Он сидел как изваяние, не двигаясь. Когда я увидел его в первый раз, то подумал, что он не живой, а вырезанный из дерева. Если же звонил телефон, он неслышным движением снимал трубку и говорил: "Попов слушает". А потом этот охотник уехал вместе с дочерью и вскоре прислал дяде Шуре в подарок шкуру белого медведя и унты Наташке. Унты Наташке были в самую пору, и непонятно было, как это получилось, - ведь неразговорчивый охотник Попов не спрашивал у Наташки номер ее ноги.

За все время, что он жил у дяди Шуры, он сказал мне только одну фразу: "Надо быть мужчиной. Там все бурлит, - он постучал себя в грудь, - здесь все молчит", - он высунул язык.

Когда же приехал дядя Шура? И почему ко мне не зашел? Что ему стоило протянуть руку и стукнуть в стену, и тут же я оказался бы "у его ног". Ведь после тех печальных событий, когда Надежда Васильевна унесла от меня спящую Наташку, я больше к ним не ходил.

В этот день я встретил Надежду Васильевну у нашего метро. Мы шли навстречу друг другу. Я бы, конечно, поздоровался, я не из тех, кто долго помнит обиды, но она меня не заметила.

Я оглянулся ей вслед и - с ума сойти! - вместо нее увидел мальчишку, который вел на поводке Малыша!

В первый момент это на меня так подействовало, что я оцепенел. А мальчишка тем временем прошел мимо меня и скрылся во дворе большого дома.

Медленно, будто нехотя, я побрел следом. Торопиться было нельзя. Походка моя приобрела эластичную упругость, сердце билось где-то в горле. Я сдвинул кепку на лоб, чтобы не было видно моих лихорадочно-зорких глаз.

Я еле сдерживал улыбку, представляя фурор, который я произведу, когда появлюсь перед Наташкой с Малышом. Это была большая удача.

Мальчишку я нагнал во дворе и безразличным голосом спросил, кивнув на собаку:

- Кусается?

- Нет, не кусается, - охотно ответил мальчишка.

- Малыш, Малыш! - позвал я собаку и погладил ее по шерсти.

- Рэда, - сказал мальчишка.

- Рэда? - переспросил я. - А по-моему, он откликается на кличку "Малыш".

- Может быть, - ответил мальчишка. - Глупый.

- А какой у него язык? - хитро спросил я.

- Обыкновенный, - ответил мальчишка.

- А у нашего синий, - сказал я.

- Значит, у вас такая же собака?

- Была, да пропала. Вот я теперь ее ищу.

Я внимательно посмотрел на мальчишку. Нет, он держался спокойно, даже виду не подавал.

В это время так называемая Рэда широко и сладко зевнула и показала мне синий-синий язык. Теперь мальчишка, пожалуй, смутился. Но тетя Оля говорит: "Не убедившись окончательно, не думай про другого плохо". Поэтому я не закричал на мальчишку и не стал у него вырывать поводок, а пошел дальше по дороге расследования.

- Малыш, Малыш! - осторожно позвал я.

- Это моя собака, - угрюмо сказал мальчишка. - Она у меня уже три месяца живет.

- А если она твоя, то почему ты не знал, что у нее синий язык?

Мальчишка не ответил.

- Ну ладно, - схитрил я, надо было как-то выяснить, где он живет. - Раз собака твоя, то твоя... А в вашем доме у многих собаки?

- У многих, - ответил мальчишка. - В двадцать седьмой - у Карповых, в сорок первой - у Ивановых...

- Постой, постой, я запишу. - Я вытащил ручку и тетрадь и сделал вид, что записываю.

- У Марковых - в шестьдесят второй, - продолжал мальчишка.

- А ты сам в какой квартире живешь? - спросил я как можно небрежней.