Виктор Степанов: Венок на волне

Мой сектор обзора оказался не так уж мал, как я представлял себе сначала. Угол в девяносто градусов - от форштевня до меня и перепендикуляром к правому борту - выглядел космически гигантским по сравнению с тем, что приводят в учебниках геометрии. Каждая сторона этого прямого угла определялась дальностью видимости моих глаз и окуляров бинокля, то есть в пять-шесть миль. На этом расстоянии мимо моего взора не имел право проскользнуть незамеченным ни один предмет: от корабля до бревна.

Пусть Афанасьев сидит и смотрит на экран локатора, с наслаждением думал я, то и дело прикладывая к глазам бинокль. Ведь если разобраться, он мне и полвахты не дал самостоятельно подежурить - торчал рядом и подстраховывал. А здесь не чей-нибудь, а мой горизонт, за который я в ответе перед командиром и всем кораблем.

Море было не больше двух баллов. Это я уже научился определять: на легком ветру как бы нехотя полоскался флаг и силился вытянуться вымпел. Зеленоватые волны бежали ровной чередой, не обгоняя и не опрокидывая друг друга. Дальше, к горизонту, они сливались в сплошную синеву, на которой изредка вспыхивали белопенные барашки.

Интересно, как выглядело море, когда со "Стремительного" заметили торпеду? Конечно, ее выдал след в воде, который бежал к борту такой маленькой смертоносной стрелой.

А эти барашки на волнах паслись мирно. Правда, бывает, напарываются корабли на мины, еще с той войны оставшиеся в море. Сорвалась когда-то в шторм такая тротиловая дура с минрепа и блуждает по морям, по волнам. Встреча с ней приятного не сулит. Хорошо, если впередсмотрящий вовремя заметит. Сколько их расстреляли из пулеметов и пушек, этих рогатых шаров смерти! Читал я и в книгах, и в кино видел. И тут мне пришла мысль, что, в общем-то, было бы даже здорово, если бы и мне попался сейчас на глаза обросший водорослями шар. "Справа по борту мина!" - крикнул бы я что есть мочи. Все выскочили бы на палубу, а она, косматая, уже возле борта. И расстреливать ее поздно. И тут командир сказал бы: "Матрос Тимошин, в воду! Отвести мину на безопасное расстояние!" Нет, командир не успел бы этого сказать. Я прыгнул бы сам и оттолкнул рогатое чудовище в сторону.

Если бы да кабы... Нет мин, их выловили другие моряки, те, что служили до нас. И здесь теперь тишь да гладь да божья благодать.

Я приставил бинокль и медленно повел взором по воображаемой дорожке - от волны к волне, от барашка к барашку, пядь за пядью просматривая свой сектор. И вдруг мне показалось, да, сначала только показалось, как в распаде волн мелькнул какой-то непонятный предмет. То ли веха, то ли торчком плывущее бревно. Плавник? Но, судя по бороздке, пенящейся следом, незнакомый предмет не просто плыл по волнам, а двигался самостоятельно.

"Справа десять перископ!" - хотел крикнуть я, но тут же одернул себя. Вот оконфузишься, засмеют. Ты что, скажут, не мог разглядеть бревно? Обернувшись, я увидел командира, который навел бинокль в том же направлении. И через секунду раздался его жесткий, властный голос:

- Справа пятнадцать! Перископ подводной лодки! Боевая тревога!

"Зевнул, - с ужасом подумал я. - Сейчас снимет с вахты - и позор!" Афанасьев рассказывал, что командир не прощает ни малейшей оплошности.

- Матрос Тимошин! - услышал я. - Усилить наблюдение.

Я приставил к глазам бинокль и от волнения долго не мог настроить резкость. Перед глазами туманно мельтешили волны.

А по трапу уже загремели каблуки. Посты докладывали о готовности:

- Первый боевой пост к бою готов!

- Второй боевой пост к бою готов!

Но почему боевая тревога? Почему "к бою"? Ведь подводная лодка, наверно, наша, советская.

И в этот момент послышались ровные, будто метрономом отчеканенные, фразы:

- На постах! Говорит командир. Вдоль границы наших территориальных вод следует подводная лодка НАТО. Боевая готовность...

Боевая готовность! Значит, в любую секунду можно услышать команду "Пли!". Значит, в любое мгновение сам ожидай удара. Я заметил, как командир сжал руками поручни.

Сейчас каждый маховичок, каждый рычаг управления на корабле был крепко стиснут десятками матросских рук. Десятки глаз впились в приборы, ожидая командирского слова.

Я представил, как напрягались сейчас и Афанасьев и Валерий, который должен держать подводную лодку в "контакте".

Чья все-таки лодка? По перископу не узнаешь. Вот так же когда-то смотрели на перископ командир и сигнальщик "Стремительного".

Под грозным взором перископа я вдруг ощутил себя шестикратно увеличенным и потому беспомощным и беззащитным. "Самое неприятное, вспомнились чьи-то слова, - увидеть рядом перископ. Ты видишь только эту чертову трубку, а она всего тебя от пяток до макушки. И может, в эту самую минуту тебе в бок уже выпущена торпеда".