– Понимать. Много работы для Пабло.
– И для меня, между прочим, тоже, – хмыкнул Хамфри. – Зато если сделаем хороший загон, нам его потом хватит на много раз. И кроме пони мы сможем в него заманивать одичавших коров.
– Понимать, – кивнул Пабло. – Но строить ужасно много, не нравится.
– Да тут строительства никакого вовсе не надо, – успокоил его Хамфри. – Просто повалим побольше деревьев, чтобы вышла надежная преграда, через которую пони не смогут прорваться, и дело с концом.
– Очень хороший идея, – одобрил на сей раз Пабло. – Но что делать с корова, если не масло?
– Пусть рожают телят на продажу. И еще используем их, чтобы заманивать дикий скот, – и здесь уже все предусмотрел Хамфри.
– Правильно. А старый Билли заманивать новый пони, – внес свою лепту Пабло.
– А неплохая идея, – загорелся Хамфри. – Обязательно надо попробовать.
Теперь мы должны вернуться в дом мистера Хидерстоуна. Прочтя в большом потрясении письмо Эдварда, он хмуро осведомился у Освальда:
– Это правда? Эдвард уехал?
– Да, сэр. Сегодня с утра. На самом рассвете, – последовал четкий ответ.
– И почему же я не был поставлен об этом в известность? Как вы смогли, работая на меня, принять в этом участие? Могу я узнать причину?
– Причина та, сэр, что его семью я узнал куда раньше, чем вашу, – с достоинством отозвался лесник.
– Тогда, вероятно, вам лучше отправиться следом за ним, – бросил сердито хранитель.
– Очень хорошо, сэр, – и, повернувшись, Освальд покинул комнату.
– Святые Небеса! – произнес хранитель в тишину комнаты. – Все мои планы разрушены. – Он опять потянулся к письму. – «Крайние обстоятельства, которые объяснить я не в силах, боясь причинить»… – вслух процитировал он и осекся. – Не понимаю. Без Пейшонс, похоже, не обойтись.
Отворив дверь, он позвал ее.
– Видишь ли, дорогая, Эдвард сегодня утром покинул наш дом, – сказал он, едва она появилась. – Вот письмо, которое он оставил. Прочти же его скорее и, если можешь, растолкуй мне слова, которые я совершенно не понимаю.
Едва в силах сдерживать охватившие ее чувства, она с трудом добрела до кресла и начала читать. Пальцы ее вдруг разжались. Письмо упало ей на колени. Она закрыла руками лицо, и отец увидал, что по ее ладоням струятся слезы.
– Что-то случилось между тобой и Эдвардом? – спросил он после короткой паузы.
Она не ответила, лишь принялась громче всхлипывать. Сдержанная и по натуре, и воспитанием, она и сейчас, вероятно, сумела бы спрятать горе. Однако размолвка с Эдвардом и страх, охвативший ее во время его болезни, и брошенные ей в лицо жесткие обвинения Хамфри, и то, как он обошелся с Кларой, – все заставляло ее ощущать себя столь несчастной, что воля уже была на пределе. А тут еще этот внезапный его отъезд…
Отец терпеливо ждал, пока она хоть немного придет в себя, когда же слезы ее наконец унялись, мягко и ласково попросил, если можно, сказать ему все, ничего не скрывая, ибо совесть его не будет чиста, пока он не поймет причину произошедшего.
– Что же у вас с ним случилось, мое дорогое дитя? – голос его прозвучал совершенно как в ее детстве, когда он старался утешить ее.
– Он сказал мне как раз перед тем, как ты к нам подошел на улице тогда вечером, что любит меня.
– И что же ему ответила ты? – задал новый вопрос отец.
– Ох, и сама теперь толком не знаю. Я не хотела его огорчить и… не хотела признаться в том, что действительно думала. Потому что… Ну, он ведь не ровня мне. Какое имела я право без твоего согласия поощрять внука егеря?
– То есть ты отвергла его?
– Наверное, да. Вернее, он так меня понял. Он еще мне хотел доверить какую-то тайну, но в это время ты нас прервал.
– Теперь, Пейшонс, мне нужно, чтобы ты совершенно честно ответила мне на один вопрос. Я не осуждаю тебя за твое поведение. Ты повела себя в данных обстоятельствах совершенно правильно. У меня тоже была тайна, которой я, вероятно, должен был поделиться. Но я считал, что доверие и отцовская доброта, с которой я относился к Эдварду, будут достаточны, чтобы ты поняла: я совершенно не против вашего союза. Да сама та свобода отношений, которую я позволял вам, должна была это тебе подсказать. Но твое чувство долга и приличий заставило тебя поступить так, как ты поступила, хотя, надо признаться, против моих искренних надежд.
– Твоих надежд, отец? – подняла на него заплаканные глаза Пейшонс.
– Да, моих надежд. Потому что я ничего так не жаждал, как вашего с Эдвардом совместного счастья. И мне хотелось, чтобы ты любила его только за его личные качества.
Читать дальше